Владимир Константинов - Зверь

- Когда это было?

- В начале мая, числа пятого или шестого.

- Вы заключили с этим режиссером письменный договор?

Глаза Астаниной стали ещё более холодными, даже неприязненными.

- Какое это имеет значение? - спросила.

- И все-таки?

- Нет, письменного договора договора мы не составляли.

- Понятно. И когда они съехали с квартиры?

- Дней через десять мне позвонила соседка из сорок пятой квартиры Клавдия Павловна и сказала, что этот инвалид ей передал ключи и сказал, что им квартира больше не нужна.

- Она вам больше ничего не сказала?

- Нет.

- Как выглядел этот режиссер?

- Он был почти стариком. Седой, лицо в глубоких морщинах. Но голос бодрый, молодой.

Я достал фоторобот, составленный по показаниям ребят, игравших в футбол с Володей Сотниковым, показал его Астаниной.

- Это он?

- Да, очень похож, - задумчиво сказала она, рассматривая портрет. Только вот...

- Что-нибудь не так?

- Выражение лица. Здесь оно несколько простоватое. А когда он со мной разговаривал у него было очень значительное лицо.

- Как понять - значительное?

- Ну, властное, даже надменное. Чувствовалось, что этот человек привык повелевать.

Я записал показания Астаниной и мы расстались.

Глава двенадцатая: Шилов. На новом месте.

Мы с Беркутовым засиделись допоздна, придумывая мне легенду. По этой легенде я приехал в Новосибирск из Барабинска, где работал в Вагонном депо осмотрщиком вагонов, но в связи с ликвидацией Барабинского отделения Западно - Сибирской железной дороги был уволен по сокращению штатов. В Барабинске мне работы найти не удалось и поэтому я подался в Новосибирск. Затем Беркутов сказал:

- Завтра утром, Рома, явишься в Новосибирскую транспортную прокуратуру в Николаю Сергеевичу Ачимову. Он тебе расскажет, кто такие осмотрщики вагонов и чем занимаются. Заодно расскажет о достопримечательностях этого вшивого городишки. Он в нем родился.

- Какого городишки? - не понял я.

- Рома, о чем ты думаешь? - сделал удивленное лицо подполковник. - Я конечно понимаю - потенция молодого сильного организма и все такое. Я понимаю. Сам был молодым. Но в столь ответственный момент надо наступить на горло собственного зверя, заставить его работать на общее дело. Иначе... Иначе, Рома, последствия могут быть очень печальными. Определенно. Ты хоть это осознаешь?

- Да ладно вам, - махнул я рукой. Честно говоря, я очень уважаю Дмитрия Константиновича, как классного сыщика, но всегда побаиваюсь с ним разговаривать. Никогда не знаешь, где он серьезно говорит, а где насмешничает. Такое впечатление, что он постоянно насмешничает. Правда. Не люблю я этого, не понимаю.

- И он ещё машет! - воскликнул подполковник. - Какая вопиющая беспечность! Как можно тебе после этого доверять столь ответственное дело.

- А чего я такого? Что вы меня постоянно это... подначиваете?

- И с мыслях даже не было. Просто, я хочу, чтобы ты знал свою легенду назубок. Так вот, Рома, я вел речь о твоем "родном" Барабинске, где ты родился и прожил всю сознательную жизнь. Понял?

- Понял, - кивнул я.

- Ну, слава Богу! Я что ты будешь делать если к тебе на складе подойдет какой-нибудь хмырь...

- Кто?

- Ну кто-нибудь из аборигенов склада и сиплым, пропитым голосом спросит: "Ты что ли из Барабинска?" "Да", - ответишь ты с ясным ликом великомученика. "Врешь, сучара! - дыхнет он тебе в лицо стойким запахом самогона. - Я сам из Барабинска. А тебя я там в упор не видел". Что ты ему на это ответишь, Рома?

- Ну, не знаю, - растерялся я. - Скажу, что сам его там не видел.

- И будешь последним кретином, завалившим ответственное дело. Ты должен отвести его в сторонку, накрутить его тонкую жилистую шею на свой крепкий кулак и сказать: "Усохни, мартышка! Я только-что с зоны сорвался. А ксиву по дешевке купил. Но если ты, сявка, кому об этом стуканешь, то башку оторву и скажу что так и було." Понял?

- Вряд ли там кого встречу.

- В нашем деле всякое может случиться.

Самое удивительное то, что подполковник Беркутов как в воду глядел. Я его после этого ещё больше зауважал. Но об этом потом.

Утром я был в транспортной прокуратуре, где Николай Сергеевич Ачимов рассказал о работе осмотрщика вагонов и о городе Барабинске.

А на следующий день я уже стоял перед толстой теткой - директором базы. Видно, я ей очень понравился. Она даже встала из-за стола, обошла вокруг меня, потрогала бицепсы, с восхищением проговорила:

- Каков мулат!

Почему - мулат? Непонятно. Не черный, даже не загоревший (загар ко мне вообще плохо пристает). Наверное, мулат у неё - высшая оценка мужских достоинств. Наверное.