Бернхард Шлинк - Прощание Зельба

Без исповеди отпущения грехов не дают.

Когда мы с Бригитой приехали на прощальный вечер в Пфаффенгрунд, подвыпивший Нэгельсбах пребывал в отчаянно-веселом настроении.

— А-а, господин Зельб! Сначала коллеги не хотели отправлять вашего друга на судебную экспертизу. Но я с ними поговорил, и они все сделали. Кстати, по поводу «сделали»: теперь вам придется все делать самому, я вам больше не помощник.

Его жена отвела нас с Бригитой в сторону.

— Его начальник спросил, чем может его порадовать. Боюсь, он приедет сам, без приглашения. Не могли бы вы взять его на себя? Не хочу, чтобы он попался под горячую руку моему мужу.

Сегодня она надела длинное черное платье — то ли в знак траура по поводу расставания ее мужа со служебными обязанностями, то ли потому, что оно было красивое и ей к лицу, или же она задумала кого-то изобразить, Вирджинию Вулф например, или Жюльетт Греко… или Шарлотту Корде на пути к эшафоту. Она любит такие штучки.

В гостиной и столовой, разделенных раздвижной дверью, толпились гости. Я поздоровался со знакомыми представителями полицейского управления Гейдельберга.

Бригита шепотом спросила:

— Судебная экспертиза? Он говорил о судебной экспертизе? Ты имеешь дело с судебной экспертизой?

Фрау Нэгельсбах принесла нам по бокалу абрикосового крюшона.

В квартиру звонили не переставая, приходили все новые и новые гости. Дверь в коридор осталась открытой, и вдруг я услышал знакомый голос:

— Нет, я не приглашен. Я ищу господина Зельба, мне нужно с ним поговорить.

Карл-Хайнц Ульбрих, в бежевой куртке, белой синтетической рубашке и с галстуком в цветочек! Он сразу направился ко мне, схватил меня за руку и потащил по коридору в пустую кухню.

— Это русские. — Он шептал так тихо, как будто эти самые русские стояли рядом и могли нас подслушать.

— Кто?

— Люди в банке и в синем «мерседесе». Русские, или чеченцы, или грузины, или азербайджанцы. — Он многозначительно посмотрел на меня, словно ожидая моей реакции.

— Ну и что?

— Вы действительно отстали от жизни. — Он покачал головой. — С ними не шутят. Русская мафия не безобидная организация, какие бывают на Западе, не такая, как у итальянцев или у турок, — это что-то ужасное!

— Вы говорите так, как будто очень этим гордитесь.

— Вы должны соблюдать осторожность. Когда им что-то надо, они обязательно своего добьются. Что бы ни лежало в кейсе, ради этого не стоит вставать им поперек дороги.

Он что, набивает себе цену? Или он сам один из них, как бы они ни назывались? Мягкий нажим изнутри параллельно грубому наезду извне, чтобы заполучить кейс?

— А что там, в кейсе?

Он опечалился:

— Как прикажете нам работать вместе, если вы мне не доверяете? И как вы собираетесь с ними справиться, если мы не работаем вместе?

В кухню зашла Бригита:

— Пришел главный начальник, и фрау Нэгельсбах…

Но было уже поздно. Мы услышали, как Нэгельсбах преувеличенно вежливо здоровается с начальником: «Не желаете ли бокал крюшона? Или два-три бокальчика?» Некоторые ситуации не выдержишь, не напившись. Некоторых людей тоже.

Мы с Бригитой бросились в гостиную, хотя Ульбрих продолжал что-то бубнить. В качестве прощального подарка начальник принес Нэгельсбаху фотографию Управления полиции Гейдельберга, когда оно еще было Гранд-отелем, он старался быть любезным и не понимал, какие чувства вызывает у хозяина. Я заговорил с ним о полиции отдельных земель и страны в целом и о службе информации, и мне показалось, что он разбирается в том, о чем говорит. Я спросил его про русскую мафию, он пожал плечами:

— Знаете, что мне недавно сказал один человек с канала «RTL»? Частные каналы с ног сбились, выискивая материал для новых фильмов, но одно совершенно ясно: на что публика не клюет, так это на русскую мафию. Не в том дело, что ее не существует. Но она ниже всякой критики. У нее нет ни стиля, ни традиций, ни религии — ничего из того, что так импонирует у итальянцев. Она просто брутальна. — Он с сожалением покачал головой. — Даже здесь коммунизм разрушил всякие понятия о культуре.

Когда мы с Бригитой отправились домой, Ульбриха нигде не было видно. Надеюсь, что огни, которые я всю дорогу наблюдал в зеркало, принадлежали его «фиесте». Если нет, то теперь те люди знают о существовании Бригиты.

Ночью я не спал. Отдать черный кейс Самарину? Или отнести в полицию, убедившись, что люди из синего «мерседеса» следят за мной и видят, что я делаю? Или же оставить под фонарем у конторы, когда они будут рядом? Подождать, пока они выйдут из машины, заберут его и уедут? И исчезнут из моей жизни?