Алина Кускова - Чисто русское преступление

– Однако, – покачала головой Елена Ивановна, – буйная у вас, Аркадий Аркадьевич, фантазия. Не было у нашего преступника оружия, да и зачем оно ему нужно?

– Вы не знаете. – Директор обернулся возле выхода из исторического зала. – Я чувствую! Добром это не кончится... – И он ушел.

– Разумеется, – пожала плечами Елена Ивановна, – добром это не кончится. Вора посадят за решетку! Антон Капитонович, шли бы вы домой, мне работать надо.

Чур грустно вздохнул. Поэтическое настроение, располагающее к сантиментам и откровенным признаниям, было напрочь убито грубой выходкой Купцова. И чего он только влез в их практически интимные отношения?! Добившись от дамы сердца слова, что после возвращения музею Домостроя она ответит положительно на его так и не прозвучавшее предложение, Антон Капитонович отправился домой с намерением напрячь мыслительные способности и постараться выйти на след того, кто спер раритет. Ждать годы, а именно столько, по его мнению, разные сыщики и милиция протянут поиски, он не мог. В его жизни оставались немногочисленные деньки, которые он искренне надеялся прожить с дорогим его сердцу человеком.

Елена Ивановна после ухода кавалера заняла боевой пост.

Она восседала на стуле, словно королева, искоса поглядывала на сирень, украсившую подоконник, и думала о том, что следует быстрее найти вора, осудить его, вернуть «Житие» музею и заняться свадебными приготовлениями. Говорить Семену о помолвке или не говорить до самого ответственного момента? Нынешняя молодежь все стремится опошлить и обсмеять! Не говорить. Или сказать?

– Доброе утро, Елена Ивановна! – В исторический зал заглянула Виолетта Купцова.

Бубенцова отвлеклась от праздных мыслей и подняла взгляд на высокую брюнетку, дочь директора музея.

– Я к отцу. Он у себя?

Елена Ивановна кивнула. Виола улыбнулась ей и побежала в кабинет Купцова.

Двадцатидвухлетняя красавица с точеной фигурой и правильными чертами лица внешне нисколько не походила на Аркадия Аркадьевича. Мало того, она являла собой полную противоположность отца, унаследовав красоту от матери. Купцов дочь боготворил и баловал, после музейных ее проблемы стояли у него на первом месте. Устроив девочку в престижное столичное заведение и потратив на нее уйму денег, он слова не сказал, когда она все бросила и вернулась обратно домой, в провинцию. Ни слова не говорит и сейчас, когда ее запросы стали столичными, что наводит на размышления, откуда у директора краеведческого музея деньги. Девушка явно живет не по средствам, на что он балует дочь?

Елена Ивановна прищурилась. Мотивчик!

У Виолы одни тряпки в голове. Это где же видано, чтобы у одной особы женского пола было сразу три верхние одежки за сезон?! А сапоги? Елена Ивановна попыталась вспомнить, сколько же их было у младшей Купцовой прошедшей весной, и сбилась со счета. В наше время иметь две пары сапог – непозволительная роскошь. Вот и сейчас красавица процокала мимо нее дорогущими шпильками, приобретенными явно не на местном вещевом рынке, где одеваются все приличные жители города. Ага! Получается, что у Аркадия Аркадьевича рыльце в пушку. На его зарплату так не разгуляешься, супруга – бывшая учительница младших классов – на ярлыки и лейблы не зарабатывает, а сама девчонка дома сидит под предлогом, что готовится поступать в МГИМО. Так ее там и ждали! Кстати, еще одна улика. Если ее там ждут, то за какие деньги?!

– За бешеные, – хватаясь за сердце, высказалась вслух Елена Ивановна.

Аркадий Аркадьевич Купцов ради дочки поступился своим принципом: сначала музей, потом Виола, переставив их местами, спер «Житие» и собирается его продать! Ужас.

Андрей Туровский подъехал к краеведческому музею и припарковал машину возле входа. (Замечательно живут люди в провинции, где хотят, паркуются, не то что в столице, там уже на тротуарах машинам тесно.) Он вернулся с вокзала, где встретился со студентом и передал ему посылку для друга-эксперта. Студенты, как были, так и остались народцем вредным и непостоянным, крайне неуважительно относящимся к чужому времени. Этот фрукт опоздал на целый час, проспал. И это будущая элита страны, ее будущие академики и профессоры?! Радовало то, что он вообще пришел, тратить время на возвращение в столицу Туровскому не хотелось.

Он легко и весело, словно тяжким грузом на нем не висело ограбление музея, взбежал по ступенькам крыльца, распахнул дверь и... замер.

Мимо него, насмешливо улыбаясь, из распахнутой двери проплыла привлекательная брюнетка, обдав сыщика терпким ароматом хороших французских духов. Дива в прозрачном и воздушном, как мечта, белом сарафане спланировала с крыльца, больше не обращая внимания на раскрывшего рот Туровского, и приземлилась за рулем красного «матиса». Андрей очнулся, когда машина, увозившая очаровательную брюнетку, скрылась из вида.