Джон Кортес: Честная игра

В ненарушаемой тишине леса отчетливо щелкнул крюк. Я подошел уже совсем близко и вмешался как раз вовремя. От неожиданности она нажала на собачку, но моя ладонь была на карабине, так что спущенный курок уткнулся в мою перчатку - и это предотвратило выстрел.

Мое вмешательство было столь внезапным, что я легко вырвал у нее карабин.

Розмари прижималась к пню, зажав кулаком себе рот. Единственным звуком, нарушившим молчание леса, был ее сдавленный хрип.

Эндикотт и не подозревал о том, что творилось у него за спиной. Когда я глянул в его сторону, он медленно удалялся, держа ружье наперевес и не оглядываясь. Вскоре он скрылся из виду.

Я знавал душевную муку и раньше, но ее и сравнить было нельзя с тем, что я испытывал сейчас. Полный крах всех иллюзий причинил мне душераздирающую боль.

Я посмотрел на нее. Боль мучила меня, невероятная боль, боль, которая с годами могла разве что ослабнуть, но не исчезнуть... - но ненавидеть ее я не мог - слишком сильной и глубокой была моя любовь к ней.

- Итак, вы не умеете стрелять, - сказал я. - Вы боитесь ружья, вы заблудились бы в трех шагах от дома... - Ветер усилился, снег падал уже сплошной пеленой. Наши следы заносило. - Вы хотели действовать наверняка, чтобы вас не заподозрили! Вот почему вы не выстрелили вчера - вы ждали снегопада, чтобы он замел ваши следы. А на тот случай, если вас все-таки заподозрят, решили воспользоваться моим карабином. Если бы из трупа извлекли пулю и сделали баллистическую экспертизу, то убийцей признали бы меня. Ведь вы не умеете стрелять, не правда ли?

Две слезинки блеснули в ее глазах, помедлили на ресницах и скатились по щекам. Она молча качала головой из стороны в сторону. Это было трогательное зрелище, но я чувствовал себя таким дряхлым, таким умудренным...

- И вчера в ресторане, - продолжал я, - вы устроили все так, чтобы наш поцелуй увидели. Лишняя улика против меня. Мотив для убийства. У вас есть сообщник?

Наконец она заговорила. Ее губы одеревенели и двигались с трудом, они стали белыми, как снег, падающий на ее лицо.

- Я люблю вас, Сэм... Я люблю вас...

- Неужели? А может быть, не меня, а кого-то другого? Не потому ли и всю кашу заварили? Энди слишком стар для вас, и вы решили избавиться от него, заполучив вдобавок и его деньги?

- Я люблю вас, Сэм. Это правда! Умоляю вас, поверьте мне.

Она видела, что ее слова меня не трогают.

- Что вы хотите делать?

- Я никому об этом не скажу. Да и кто мне поверит? Пойдемте.

- Куда?

- Домой...

Что значили бы мои слова? Доказательств у меня не было. Эндкотт безумно любил ее, и я понимал, что говорить что-либо ему было бесполезно. Она все вывернула бы наизнанку, в свою пользу. Уставилась бы на него своими огромными, печальными, как у лани, растерянными глазами - и он, конечно же, поверил бы не мне, а ей, такой хрупкой, слабой, безобидной...

А через некоторое время она снова попытается убрать его. Если не этим способом, то как-нибудь иначе. Нет смысла его предостерегать, он все равно мне не поверит.

Я повернул с просеки в бор. Она заколебалась.

- Разве нам в ту сторону? - спросила она.

- Так короче, - ответил я.

Она по-прежнему стояла на месте.

- Метель надвигается. Надо торопиться домой. Пошевеливайтесь! приказал я.

Она шагнула следом за мной. Деревья сомкнулись вокруг нас. Ветер выл в вершинах сосен, но внизу мы его почти не чувствовали. Внизу был другой мир, первобытное лесное царство. Деревьев было много и все они были похожи, а все направления в лесу - одинаковы. Ни солнца, чтобы ориентироваться, даже неба, даже верхушек деревьев не было видно, так плотно валил снег, так быстро он кружился...

Я ускорил шаг.

- Сэм, - позвала она, - пожалуйста, не спешите так. Мне не поспеть за вами. - Она начала задыхаться.

Я пошел еще быстрее.

- Сэм! - пронзительно закричала она и побежала за мной.

Я тоже перешел на бег.

- Сэм, Сэм, Сэм... - она споткнулась и упала в снег, а я все бежал и бежал, не останавливаясь.

- Сэм, Сэм...

Быстрей, быстрей... Ветви хлестали меня по лицу, а сзади доносился замирающий крик:

- Сэм...

Все тише и тише, пока я не понял, наконец, что он звучит только в моем мозгу.

Вьюга стихла через два дня. Мы с Эндикоттом были в спасательной партии, которая обнаружила Розмари. Ее нашли возле поваленного дерева. Она мирно лежала на боку, подложив под щеку обе ладони. Шериф осторожно смел с ее лица снег. Казалось, она спит: глаза были закрыты, губы застыли в тонкую скорбную линию. Лицо ее было тихо и печально. Я отвернулся и едва не заплакал. Никто не придал этому значения, потому что все чувствовали то же самое.