Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой

Но, несмотря на это сочетание несочетаемого, я понимал ее сейчас прекрасно. В категории одушевленности-неодушевленности русского языка явно есть какой-то мистический смысл. Язык как бы отмечает пограничную зону. Например, слово «кукла» у нас живое, а вот микробы и бактерии могут быть и живыми, и неживыми. Бесспорно, живые – это мертвецы, русалки, лешие, боги всех времен и религий, хотя богословы, религиоведы и философы поломали на эту тему немало копий.

– Все, кроме шуток, – снова заговорила Виктория. – Убийца проник в квартиру, двоих порешил, ничего не взял, следов не оставил. Из относительно живых свидетелей имеются только лобстеры, и следствие зашло в тупик, то есть оно зашло к филологу. А если совсем серьезно, то я все равно не понимаю свою задачу в этом деле. Ты же знаешь, я могу анализировать только текст.

– Не заговаривай зубы! – взмолился голос. – Я тебе текст и принес! Текст для анализа.

В комнате ухнуло, видимо, мужчина хлопнул о стол чем-то тяжелым. Вика снова зашипела, и он добавил уже на грани слышимости:

– Интернет-переписка убитых.

– Зачем? – спросила Вика. – Я ж тебе говорю, с моей точки зрения, что твои покойники, что их лобстеры – одно и то же. Одушевленные существительные, мужского рода во множественном числе.

– Мотив надо найти, – достойно противостоял следователь этой предельно абстрактной логике, за которую многие не любят гуманитариев.

– Какой мотив?

– Мог ли у кого-то из участников переписки быть мотив для убийства?

– Бред, – буркнула она. – Выявить мотив, если он выражен словами, может любой носитель русского языка. Или наши следователи разучились читать?

– В том-то и дело. Это не обычные, как ты говоришь, носители языка. Убитые – сын и невестка известного ученого-физика Романихина.

Кажется, визит домой к молодой даме в шесть пятнадцать утра начал потихоньку объясняться.

– Германа Романихина?! – переспросила Виктория. – Это который заведует кафедрой физики твердого тела?

– Знаешь его?

– Лично нет, но слышала, конечно. Он же в моем университете работает.

– Вот и генерал сказал: «научный мир». Наши следователи с этим народом неуютно себя чувствуют. А ты наш научный авангард и среди ученых человек свой – на их языке говоришь.

Вика сделала вид, что не слышала этого откровенного подхалимажа, но голос ее потеплел.

– Убийца был один? – поинтересовалась она.

– Да, скорее всего один.

– А задушил как? Руками?

– Нет. Молодая женщина задушена ее же поясом.

– Пояс нашли?

– На ней.

Виктория присвистнула:

– Изящно! А муж что делал, пока ее душили? Совсем не сопротивлялся?

– Мужа в окно выкинули. Судя по всему, сначала мужа выбросили, потом жену задушили. Эксперты дают плюс-минус двадцать минуть между трупами. Точно очередность не установишь. Но, по логике, должно было быть так.

– Живого выбросили?

– Да, мужчина скончался от полученных при падении травм.

– Тогда должны быть следы борьбы.

– Там все тело – следы борьбы. Десятый этаж.

– А может, его кто-то держал, пока жену душили? Может, преступник не один был? Почему ты думаешь, что один?

– Один-двое, вряд ли больше, иначе следы бы остались или увидел их кто-нибудь. А там вообще все чисто.

Виктория помолчала, видимо пытаясь представить себе эту картину. И вдруг поинтересовалась:

– Спереди или сзади?

– Что спереди или сзади? – не понял мужчина.

– Ну, преступник… Где стоял преступник: спереди от женщины или сзади, когда душил ее? – уточнила она.

– Женщину он задушил спереди. А что?

– Пока просто спрашиваю. А почему ты уверен, что преступник он, а не она?

– Сила сдавливания. Если только не спортсменка-тяжеловеска какая-нибудь.

– Мало ли.

– Ты прямо как опытный опер вопросы задаешь, – усмехнулся следователь.

– Учителя хорошие, – в тон ответила Вика.

Следователь польщенно засопел: трюк удался. Хотя лично я на все сто уверен, что на самом деле о роли коллег в погонах в своем профессиональном становлении Вика куда более низкого мнения. Она вообще слабо верит живым учителям. Самым главным своим учителем эта женщина считает книги. Виктория искренне полагает, что любой настоящий филолог должен точно знать значение слов вроде «конволют», по памяти уметь восстанавливать родственную связь слов «бегать» и «тика́ть» через польское «uciekać», а также в любое время дня и ночи уметь сочинить историю с любовным треугольником, убийством, большими деньгами, пальмами и красными авто с открытым верхом, чтобы в случае чего быть в состоянии увлечь собеседников любого нравственного и интеллектуального уровня, будь то школьники престижной гимназии, их родители или заключенные колонии строгого режима. Ибо мало ли в какой жизненной ситуации может оказаться настоящий филолог?