Леонид Костомаров - Десять кругов ада

- Очень смешно... - поставил аккуратно стакан Волков.

- На цинизм всегда надо отвечать цинизмом, - отсмеявшись, бросил Медведев, - так, кажется, по-твоему.

Волков ничего не ответил.

- Спасибо за чай.

- Пожалуйста. Значит, так, капитан. Барыг я твоих пасу и на чистую воду скоренько уже выведу, - снова улыбнулся майор, говоря как о деле решенном.

Волков задумчиво кивнул.

- Что ж вы с пенсии-то своей пришли? - озабоченно сказал он. - Сидели бы да сидели, и проблем бы не было у меня.

Медведев пожал плечами - так вышло, брат. Все улыбался.

- И я вас тоже пасу, - серьезно добавил Волков и вышел - прямой и большой. Аккуратно, слишком аккуратно затворил дверь. Будто точку поставил...

И чуть страшно стало майору. Но только чуть...

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Такова жизнь Зоны - до поры до времени вялая, казалось бы, не предвещающая никаких даже мало-мальских событий, кроме отбытия кого-нибудь на волю, но вдруг - вспышка ярости, непослушания, и - смерть, раны, и новые сроки, и новая боль. В этом вся Зона - спящая и неспящая одновременно, смирившаяся и вечно бунтующая - скрытым от глаз бунтом обреченных на прозябание людей.

Так случилось и на сей раз: из ничего, из бытового разговора, ссоры, перепалки неожиданно вырос главный поединок Зоны - дуэль на заточках.

То, что в сводках администрации называется кисло и невнятно - поножовщина, на самом деле - сознательный дерзкий акт двух людей, желающих доказать свою правоту и отомстить за оскорбление.

ЗОНА. БАКЛАНОВ

А оскорбил меня опять вернувшийся в Зону морячок Жаворонков. Отбегал свое, прищучили, снова нарисовался. Манеры сохранил те же - все по херу, ну пахан прямо, "никого не боюсь...".

Сцепились мы по пустяку, но он вдруг завел: да ты, мол, помолчи, ты же к куму бегаешь через день.

Докажи, говорю. А что доказывать, кричит, все знают. Нет, ты докажи, тоже на голос беру. Он завелся: ты, мол, дурь в Зону проносишь через опера, не наш ты барыга, а ментовский.

Ну, я тут и взвился... Поссорились.

Он кричит - на поединок тебя вызываю.

Что делать? Хорошо, говорю.

ЗОНА. ЖАВОРОНКОВ

Я на воле сейчас побывал и понял, что же за жизнь паскудная была здесь. Вернулся, вижу - ничуть она не поменялась, только гнилей еще стала. И самое обидное, что скурвились многие, сами же под ментовскую дудку пляшут, все продали. Даже наркоту сами менты стали в Зону таскать и с этих же дураков башли за нее драть.

На воле встретил людей, которые общаком нашей Зоны ведают, и они мне сказали, что дурь-то они внести сюда давно уже не могут, не проходит.

Но в Зоне-то она есть, говорю! Ну, правильно, отвечают, значит, опер сам ее через своих барыг вам и впаривает. А те деньги, что нам удается в Зону внести, вы на дурь ментовскую и тратите.

Мне-то, в общем, это по фигу, мне ее не курить, но просто за идиотов стало обидно...

А вот как раз на Бакланова этого они и серчают, он-де не их барыга, а Волкова, опера. И когда он что-то тут заверещал - менты не такие, менты сякие, я и не выдержал: сам-то с их ладошки жрешь... Ну, он на меня, и пошло-поехало.

Ладно, поединок так поединок.

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Секундантов тут не положено, только зрители-зеваки да друзья.

Выбрали денек поспокойней, отошли в недостроенный цех. Жаворонков, обычно веселый, на сей раз был сдержан и даже грустен. Бакланов храбрился, но взгляд затравленный выдавал его - боялся. Не Жаворонкова, тут еще кто кого возьмет, оба бугаи здоровые и дерзкие, но вот удара боялся неожиданного и мгновенной смерти за ним. Пыл за два дня после ссоры сошел... за что умирать? Мало ли что наговорили друг другу...

Отступать вот только нельзя уже было, нельзя, не положено это в Зоне. Отступил - струсил, можно его подавить...

Жаворонков, задумчиво разглядывая Бакланова, сказал громко, будто для всех:

- Давай так... Ты должен узнать у шефа своего, с которым делишься, у опера Волкова этого долбаного, одну деталь... Сможешь?

Бакланов крякнул.

- Снова ты за свое... - зло бросил. - Говорил же тебе...

- Ты дослушай... - мягко продолжил Жаворонков. - Узнай у него, что там случилось, когда к нему жена моя первая приехала. Спроси! - Он смотрел на недруга просительно.

- Не говорю я с ним, нечего мне... - буровил свое Бакланов. - Это тебе вот почему срок за побег не добавили? А? Сам сучишь! Или баба твоя Волку подстелилась?

- Ах ты ж козел!... - побелел Жаворонков. - Вот за это я тебя убью, твердо сказал он.

Тут разозлился и Бакланов:

- Ладно брехать - убью! Давай, попробуй!

Вытащил кишкоправ и пошел на него.