Наталья Андреева - Черная кошка в темной комнате

Сила Игнатьевич Мамонов лег в дорогую клинику — лечиться от нервного истощения. Она находилась за городом, и Мамонов с удовольствием смотрел из окна своей палаты на багряную и желтую листву, на верхушки могучих елей. И как ребенок радовался почти летнему теплу. Дожди кончились, вновь выглянуло солнце. За окном сиял красавец сентябрь во всем своем медно-золотом великолепии. Сила Игнатьевич ждал настоящей осени, потом зимы, готовый тоже погрузиться в долгий сон. Валентина навещала его каждый день. И докладывала, как идут дела, хотя Мамонов об этом и не просил. Ему довольно было уже того, что она приходит, приносит фрукты и соки, в которых нет нужды — питание отменное. Потом подолгу сидит с ним в холле на мягком диване или сопровождает во время прогулок в парке. Они медленно и чинно шли по широкой аллее, рука Валентины лежала на его локте, и Сила Игнатьевич чувствовал себя глубоким стариком, готовящимся к юбилею — золотой свадьбе. Он даже забыл, что они с Валентиной не женаты.

Как говорится, Бог взял, Бог и дал. Бывший управляющий Киселев сидел теперь в следственном изоляторе. Ему предъявили обвинение в двух убийствах и избрали меру пресечения: содержание до суда под стражей. Показания главного свидетеля оказались очень уж убедительны. Василиса Ивановна, которая сдала Евгения без колебаний, осталась на свободе — под подписку о невыезде. Судья учел, что у нее двое несовершеннолетних детей.

А дела, то есть торговый центр Мамонова, перешли к Валентине. С прежней работы она уволилась, но о собственном бизнесе и думать забыла. Освоилась Валентина быстро. И сразу поняла: вот это ее! Управление огромным торговым комплексом, который она полюбила сразу, как только его заложили. Словно что-то почувствовала. При ней дело пошло: гигантские торговые площади постепенно заполнялись, жизнь кипела. Все говорили: Мамонову с Валентиной повезло. О том, что отношения у них далеко не дружеские, никто не знал. Да и сама Валентина не понимала: а какие они?

С Силой они разговаривали в основном о делах. То есть говорила она, а он кивал: да, да, да. Никогда с ней не спорил, советов не давал, ее распоряжения никак не комментировал. Он посвежел, немного располнел, успокоился, зато к бизнесу стал равнодушен. Прежнего огонька в глазах не было, да и двигался Мамонов теперь медленно, плавно. Валентина уже подумывала о собаке. Она не могла сказать, что Сила болен. Но сказать, что он здоров? Она невольно вспоминала, как Мамонов живчиком носился по волейбольной площадке и потом, на открытии торгового центра, с горящими глазами переходил от одного важного гостя к другому:

— Ну как? А? Здорово, да?

Похоже, именно Эльза его «заводила». Чтобы не думать о своем неудачном браке, он и придумывал себе кучу больших и маленьких дел, сам не сидел на месте и никому не давал покоя. Теперь же он словно потух. Его желания были примитивны: есть, спать, гулять, читать или смотреть телевизор. Пить Мамонов бросил, зато стал ходить в бассейн, налегать на соки и фрукты. Теперь на его гладко выбритых щеках играл здоровый румянец.

— Он быстро идет на поправку, — говорил Валентине главврач.

— Да, да, — машинально улыбаясь, кивала она.

Но ее любовь не то чтобы прошла, а стала какой-то маленькой, незначительной. Приложение к огромному торговому центру, работой которого она теперь руководила. Валентина думала: «А неплохо было бы…» В общем, стать настоящей хозяйкой. Она знала, что Мамонов и не будет этому сопротивляться. Напротив — обрадуется. Кивнет, безразлично улыбаясь: да, да, да… «Что ж? Предложение ему сделать?» — усмехалась она.

Однажды они прогуливались в парке и вдруг увидели Моисея Соломоновича Зельдмана. Адвокат направлялся к ним. Мамонов остановился, ждал. Он теперь не совершал резких телодвижений.

— Здравствуйте, — улыбаясь, сказал Зельдман и поправил очки.

— Я рад, что ты пришел, Моисей Соломонович, -по-царски кивнул Мамонов.

— Я пришел попрощаться.

— То есть как «попрощаться»? — Валентина с Силой переглянулись.

— Я увольняюсь.

— Разве я тебе мало плачу? — слегка обиделся Сила. — Ну давай прибавлю.

— Дело не в этом. — Зельдман замялся. — В общем, я уезжаю.

— Куда? — спросили они хором.

— На историческую родину.

— Что ж. Это причина уважительная. И дети с тобой? — спросил Мамонов.

— Нет. Жена и дети остаются. То есть я развожусь и уезжаю с новой семьей.

— Когда же ты успел, Соломон? — Сила оторопел.