Наталья Андреева: Раб лампы

Она успокоилась окончательно. С запиской понятно. Дело рук Дере. Но какое право он имеет так с ней поступать? Думает, что она не догадается? Ну уж нет! Это ему с рук не сойдет! Довольно! Джинн выпущен из бутылки! Маргарита Мун будет мстить! Она едет с Кларой на курорт!

Когда она сообщила об отъезде, Альберт Дере откровенно обрадовался.

— На две недели? Да это же здорово, Дуся! Нам надо друг от друга отдохнуть!

— Скажи честно: у тебя любовница?

— Какая любовница? У меня есть время на любовниц? Я же все время занят твоими делами! -разозлился Дере.

— Ты сердишься, Юпитер — значит, ты…

— Ну хватит! Когда отъезд?

— Я тебя огорчу: недельку придется потерпеть. Мы оформляем документы.

— Мы?

— Я и Клара.

— Ах так! Ты и эта…

— Без комментариев.

— Если бы я тебя не знал, то отменил бы эту поездку.

— Значит, я вне подозрений? Ты и мысли не допускаешь, что я могу кем-нибудь увлечься?

— У тебя на это времени нет. Я веду переговоры с городскими властями. Ты у нас нынче модный скульптор. Твои работы могли бы украсить улицы города. Но проекты утверждает городская Дума. Их у нее на рассмотрении сейчас не менее двухсот. Я разделяю их на три группы. Первая — те, которые финансируются заказчиками. Вторая — просто талантливые произведения, которые достойны реализации. Третья — устанавливаемые за счет государства. Я их называю «всегда», «никогда» и «свои люди — сочтемся». Чтобы добиться государственного финансирования, надо постараться. Хорошо, что у меня есть связи. Я знаю, что ты тяготеешь к монументализму. У тебя получится.

— И во что нам это обойдется?

— Это не твое дело. Твое дело — ваять.

— Что именно?

— А какая разница? Мы, Дуся, живем во времена мультикультуры. Население города делится на враждебные друг другу микросообщества. Что не нравится одним, приводит в восторг других. Что бы ты ни сделала — кому-нибудь это понравится. Пусть ругают. Хуже, когда молчат.

— Тебя потянуло на философию?

— Я подумываю о том, чтобы писать статьи в солидные журналы, — важно сказал Дере.

— По поводу?

— К примеру, о современной скульптуре.

— Что ты в этом понимаешь? Счетовод!

— Во-первых, я экономист, — буркнул Дере. -А во-вторых… Вали на курорт со своей развратной подружкой. Не мешай мне.

В аэропорт она ехала на такси. Дере отправился на деловую встречу. С Кларой встретились во время регистрации рейса. Та поцеловала подругу в щечку и спросила:

— Ну, как все прошло? До-ми разозлился? Кричал?

— Обрадовался. Сказал, что нам надо друг от друга отдохнуть.

— У него любовница, — уверенно сказала Клара. — Ну и ты не теряйся. У тебя будет чудесный мальчик. Я видела фотографии.

— Ничего не будет, — вздохнула она. И повторила: — Не будет ничего.

В самолете Клара откинулась на спинку кресла и тут же уснула. Нервы у нее были как канаты, самолетов она не боялась. Ни самолетов, ни дьявола, ни мужа Платошу. Хомячка. Ведь это была Клара! А Маргарита Мун никак не могла уснуть. Смотрела в иллюминатор, зевала, время от времени закрывала глаза. Но — не спалось. Как и всегда в дороге, в голову лезли разные мысли. К примеру: как ты дошла до жизни такой? Летишь в Египет, на модный курорт, живешь в Москве, в хорошей квартире, есть у тебя и деньги, и даже слава. А ведь судьба тебе была, Дуся Грошикова, жить безвылазно в деревеньке Лопоток, у мелкой речушки с одноименным названием. Да ты с этим не согласилась…

Первое, что она запомнила: груда песка у ворот родного дома. Ей было года четыре. Прошел дождь, они с соседским мальчиком строили башню. И вдруг… Рука нащупала что-то странное. Кусочек мялся и принимал желаемую форму. Дуся выудила это из песка — и через пару минут в ее руке была голова лошади. Момент — и вновь бесформенный кусок. А потом — голова собаки. Это так ее заинтересовало, что башня была забыта.

Прошло время, и она сообразила, что это берется из песчаного карьера. И узнала, как называется. Глина.

— Айда на карьер! — звала она друзей. И прихватывала пластмассовое ведерко с совочком.

Игры играми, но с карьера Дуся уходила с полным ведерком. А дальше — часами размачивала глину, мяла, лепила, потом сушила. После додумалась обжигать фигурки. Лепить она могла часами. Девочку никто не понимал; в деревне Лопоток ее прозвали Дусей-дурочкой.

— Вон Дуся-дурочка с ведерком идет! Эй! Почем грязь продаешь?

Мать ее жалела, считала тронутой. Сгребала в подол и выбрасывала на помойку глиняных лошадок и котят, безжалостно разбивала их камнями. Дуся плакала, но тут же лепила новых. В сельской школе ее поделки поначалу признания не нашли. Учительница рисования, дав детям задание, убегала на участок, который был тут же, при школе, как и ее квартирка. Дусины рисунки она ругала: