Наталья Андреева - Раб лампы

— Точно так. — «Шкаф» кивнул.

— Он будет заниматься… как это называется… наружным наблюдением?

— Точно так. Разрешите осмотреть?

— Что?

— Вверенную территорию!

— Да, конечно. Располагайтесь, Давид. Осматривайтесь. Вы будете постоянно жить здесь… Спать, я думаю, в холле на втором этаже. Там есть диван. Вы будете все время видеть дверь моей спальни. Гонорар мы с вашим начальством обговорили. Сегодня же получите аванс. Все вопросы решены?

— Точно так. Разрешите идти?

— Идите.

«Голиаф» неслышно исчез.

— Какого черта?

Альберт Дере достал из кармана носовой платок и принялся вытирать выступившие на лбу капли пота.

— Ева, ты мне не доверяешь? — обиженно спросил Сеси.

— Значит, он будет спать у твоей двери и смущать нас? — Дере засопел.

— Кого это «нас»?

— Тебя и… меня.

— Ты что — собираешься поселиться в моей спальне? — насмешливо спросила она.

— Я твой муж!

— Но там мои вещи! — запротестовал Сеси.

— У меня болит плечо, — спокойно сказала она. -Поэтому спать я буду одна. Сеси в соседней комнате, в спальне для гостей. Ты, Алик, на первом этаже, в гостиной.

— Почему это рядом с тобой будет спать он? -возмутился Дере.

— Рядом со мной будет спать Давид. В конце концов, кто хозяин? То есть хозяйка? Я так решила.

— Какого черта? — вновь спросил Дере. Видно было, как ему все это не нравится. Хватило бы Сеси, а тут еще и… — Какого черта?

— Нравится тебе это или нет, но все будет так, как я сказала. — И она поднялась из-за стола. — Ну, мальчики? Кто будет мыть посуду?

— Домработница Елизаветы Павловны, — ехидно ответил Дере и тоже поднялся. — Или есть на примете какая-нибудь смазливая горничная, подрабатывающая в коттеджном поселке? Которую успел соблазнить наш юный Казанова?

— Я сам помою, — обиженно сказал Сеси. -И вообще. Мы с вами в равном положении. И я, между прочим, к вам на «вы» обращаюсь!

— Еще бы ты мне тыкал, щенок!

— Алик!

Дере скрипнул зубами и вылетел из кухни. Бухнула входная дверь. В окно она видела, как Дере несется по участку. Вот он наткнулся на Голиафа, и они начали о чем-то спорить. Вернее, Дере кричал, а Голиаф добродушно кивал.

— Ева, зачем ты так? — с обидой спросил Сеси, тоже глянув в окно.

— Как?

— Сталкиваешь нас лбами. Да еще этот Давид!

— Тогда почему ты остался?

— Я же сказал: я люблю тебя!

Ох, как хотелось верить! Сеси сообразил, что они наконец-то остались одни. Подошел и попытался ее обнять.

— Ева…

Она почувствовала знакомый запах. Его кожи, волос, одеколона. Который уже успела забыть. И вспомнилось море, горячий песок пляжа, звон серебряных колокольчиков внутри и голубые глаза Сеси. Связанное со всем этим ощущение огромного счастья. Потом она вспомнила Клару. Беседку, разлившееся по столу вино…

— Ой! Мне больно! Плечо!

— Задел, да? Извини.

Он тут же разжал объятья. Она отошла и сказала:

— Сеси, я не вру. Мне и в самом деле не до любви. Каждое резкое движение причиняет боль.

— Я понял.

— Нам надо подождать.

— Сколько?

— Врач сказал: минимум месяц.

— А при чем здесь врач?

— Сеси, Сеси! — Она покачала головой. — Какой же ты все-таки ребенок! Да, кстати…

Она вспомнила рассказ Клары. Что бы там подруга ни говорила, а за Сеси есть грешок. Спросить его в лоб? Я, мол, все знаю, а подробности?

— Что такое?

Его глаза были ясными, он даже попытался изобразить улыбку.

— Нет, ничего.

Она подумала, что надо бы поговорить с Давидом. Дать ему соответствующие инструкции. Желательно наедине.

— Пойду в мастерскую.

— Зачем? — спросил Сеси.

— Оценю потери.

— Какие потери? — заволновался он. — Я ничего не трогал!

— А разве Алик, то есть Альберт Валерианович, ничего не забирал?

— Я не видел.

— Но разве ты не находился здесь неотлучно? Ведь у него есть ключи от дома!

— Вообще-то… — Сеси замялся. — Да, я уезжал.

— Вот я и проверю, все ли цело.

Она вышла из кухни, прикрыв за собой дверь. Но двинулась сначала не в мастерскую. На улицу. Остановилась на крыльце и стала искать глазами мощную фигуру Голиафа. Тот возник, словно из-под земли. Она невольно вздрогнула.

— Давид! Вы меня пугаете!

— Извините. Стараюсь не мешать.

— Пойдемте в мастерскую.

Он следовал за ней как тень. Маргарита с трепетом открыла дверь мастерской. Раньше это сопровождалось лихорадкой вдохновения. Когда тело покалывало иголочками, а ноги леденели. Все тепло сосредоточивалось в руках, которые пылали. Она входила в мастерскую в нетерпении: скорей бы занять их работой! Скорей бы отдать этот жар новому творению! Сейчас ничего подобного не было. Холодные руки, холодное сердце. Она испугалась. А вдруг все кончилось? Маньяк добился своего: убил в ней вдохновение. Она теперь мертвая. Такая же, как все. Обычный человек. А что это такое: быть обычным человеком? Можно ли с этим выжить? Когда голова твоя пуста, в ней нет новой идеи, с которой ты носишься, забывая обо всем. Когда тебе приходится думать о вещах обыденных: кухня, уборка, магазины…