Наталья Андреева - Стикс - 2

— Как выглядел журналист?

— Как журналист, — пожала плечами медово-голубоглазая Ирина Федоровна.

— А как они обычно выглядят? Извините, я не в курсе. Мне не приходилось общаться с журналистами.

Она задумалась. Он и не торопил. Изучал лежащий перед ним список, перебирал медицинские карты. Наконец медовая Ирина Федоровна сказала:

— Затрудняюсь его описать. Обычный. В джинсах и футболке. Спортивный. Волосы темные. Лицо… Обычное. Ничем не примечательное.

— А что было написано в журналистском удостоверении? Имя хотя бы помните?

— Он мне его не показывал.

— Почему же вы решили, что это журналист?

— А кто же еще?

— А вдруг, как и я, из милиции?

— Из милиции? Но…

— Владимир Степанович сказал, что это журналист. Так? — помог он.

— Да.

— И засобирался в отпуск. Адрес его не подскажете?

— Журналиста? Но…

— Главврача. Домашний адрес.

— Но…

— Ирина Федоровна, дело уже не просто серьезное, а очень серьезное. Мне надо убедиться, что с вашим начальством все в порядке. Что Владимир Степанович лежит сейчас в гамаке на даче, читает книгу…

— Он предпочитает рыбалку, — тихо сказала она.

— Сидит с удочкой на берегу речки и таскает одного за другим окуньков. Как только я это увижу, поверю и в журналиста.

— Вы думаете…

— Я пока ничего не думаю, но надеюсь на лучшее. Препаратом-то опять пользуются. Откуда он берется?

— Оттуда же, откуда и раньше.

— Тот источник давно перекрыт. Потерявшие память женщины — это уже не курьеры. К незаконной торговле спиртным отношения не имеют. Кстати, как вы думаете, есть разница?

— Разница в чем?

— Вы ведь врач. Есть разница, мужчина подвергся воздействию препарата или женщина?

— Разумеется. Особенности женского организма таковы… Я не буду сыпать медицинскими терминами и данных клинических испытаний у меня нет. Но я думаю, полагаясь на собственный опыт, что для женщины последствия будут серьезнее.

— То есть память к ней может так и не вернуться?

— Я не знаю, — честно призналась Ирина Федоровна. — Вот если бы Владимир Степанович…

— Ну, понятно. Разница есть. Женщины в таком состоянии к вам еще не поступали, данных нет, но разница есть.

— У вас хорошее чувство юмора, — обиделась она.

— Извините. Это нервное.

— Не хотите у нас полечиться?

— Не хочу.

— Может, вам выписать успокоительное?

— Меня ваше начальство успокоит. А если я его не найду, никакие лекарства не помогут. Потому что я дурак. Я должен был приехать сюда еще три месяца назад. Как только отсюда уехал «следователь» Мукаев. Не голову в песок прятать и на кофейной гуще гадать, а искать источник. Откуда-то он берется, этот газ? Скажите… Ирина, а он мог его изготовить?

— Кто он?

— Ваш шеф! Владимир Степанович!

— Изготовить что?

— Это… этот… Ну, газ.

— Он все может, — почтительно сказала Ирина Федоровна. — Но…

— Ладно, я понял. Спасибо за ценную информацию. Если мне понадобятся ксерокопии, — он кивнул на медицинские карты. — Вернее, суду. Я за ними приеду. Или пришлю кого-нибудь. Нет, лучше сам.

— Суду? — удивилась она.

— А как еще можно доказать его существование? Газа, — пояснил он. — Странно, что «журналист» не изъял документацию. Он смотрел карты?

— Я не знаю.

— Ах, да! Они же заперлись в кабинете! Не исключено, что все это — филькина грамота.

— Как-как?

— Произошла подмена. Это не те медицинские карты. Впрочем, я могу ошибаться. Кроме журналистов до вашего шефа дела никому нет, он действительно захотел в отпуск, пока шумиха не стихнет и СМИ не переключатся на другое. Время такое: то и дело где-то горит. Всего хорошего. Спасибо за ценную информацию…

Вечер

…«Обычный. В джинсах и футболке. Спортивный. Волосы темные. Лицо обычное». Если бы его, капитана Свистунова, попросили описать Петра Зайцева, он так бы и сказал. Такими же словами. И как бы ни напрягал память, не назвал бы ни одной особой приметы, несмотря на свой хваленый профессионализм. Обычный. В том-то и дело! Эх ты, профессионал! Зайцев-то круче! Но кто он? Частное охранное предприятие — миф, прикрытие. Но попробуй докажи это! Чья-то служба безопасности работает. И ищут они то же самое, раз приехали в клинику. И пока они опережают. Это понятно: их много, а он один. А вдруг все-таки журналист? «У тебя, Свисток, паранойя. Надо было у красавицы-медички таблеточку взять. Надо было…»

Главный врач жил в районе, соседствующем с Р-ским, в городе, который был гораздо ближе к Москве и намного больше. Искать его жену пришлось долго, гораздо дольше, чем квартиру Владимира Степановича. Хотя и тут пришлось потрудиться. Дом был старый, на одной из узких корявых улочек, где по обеим сторонам выщербленной дороги торчали противотанковые ежи опиленных тополей. Таких же старых, корявых и виноватых лишь в том, что закрывают окна нижних этажей. За это их и разжаловали в ежи. Владимир Степанович жил на третьем. Дверь никто не открывал, что было не удивительно. Лето, все на дачах. Он убедился в этом, когда попытался найти участкового. Тщетно. Вернулся, присел на лавочку, закурил и глубоко задумался. Наконец пришла соседка, сухонькая старушка в огромных очках с плюсовыми стеклами, похожая на сову, и сказала, что «они все на даче».