Наталья Андреева - Выдержка

Шерше ля фам. Дешевые бусы. Я положил их перед собой, на стол, и уставился на загадочное украшение. Бусинки были из пластмассы. По центру красовалась одна большая, белого цвета, с голубым «пояском». По бокам прилепились по три горошины бирюзового цвета. Далее, по обе стороны от них были нанизаны бусины среднего размера. Слева светло-голубые, справа темно-голубые. Штук по десять. И наконец, мелкие темные бусинки. Их вроде бы называют бисером. Глубокого синего цвета и чернильные. Штук по… На глазок по двадцать-двадцать пять. Я пригляделся. Ожерелье было асимметричным. Я бы даже назвал его нелепым. Чтобы оно хоть как-то смотрелось, бусинки следовало перемешать. Поочередно нанизать темно-голубые и светло-голубые, большие и маленькие, синие и чернильные. Логична была лишь большая белая бусина с голубым «пояском», которая красовалась в центре. Я бы его переделал, это ожерелье. А так получается бред. Нелепость. Ни одна женщина не решилась бы это надеть. Разве только сумасшедшая.

Я вздохнул. Потом аккуратно убрал бусы обратно в конверт и достал открытку. « Дорогая мама. Поздравляем тебя… » А ведь Сгорбыш стащил открытку со стола у сестры-хозяйки! Зачем? Чтобы презентовать ее мне? На всякий случай я решил отныне всегда носить конверт с собой. А вдруг меня осенит?

Итак, фотограф таинственно исчез в тот день, когда в бассейне у любовницы нашли труп Сидора Михайловича, директора комбината. Мобильный телефон Сгорбыша больше не отвечал. Я наведался к нему домой, долго звонил в дверь, но тщетно. Соседка сказала, что Сгорбыш куда-то уехал. Вещей при нем было немного. Рюкзак за спиной, вот и все. На работе решили, что Сгорбыш запил. Через неделю главный заявил, что его терпение лопнуло, и фотографа уволили. Я опять поехал к нему, чтобы сообщить эту приятную новость, но дома не застал. Хотя, по словам все той же соседки, из поездки он давно уже вернулся. Это означало, что Сгорбыш никак не мог слетать во Владивосток и оставить негативы Лене, Коле и Диме, чьи имена были указаны в открытке.

Когда же я приехал к нему еще через неделю, мне сказали, что Сгорбыш в больнице, чему я удивился. Спросил у всезнающей соседки:

— В какой больнице?

— Как это — в какой? — И, понизив голос, женщина сказала: — Он же алкаш!

— Как это алкаш? — еще больше удивился я.

— Так запойный же! Приехала «скорая» и увезла его в лечебницу. Сказали, белая горячка.

— А кто вызвал «скорую»? — поинтересовался я.

— Да он же и вызвал!

Это было нелогично. Человек, у которого приступ белой горячки, сам себя решает упрятать в клинику.

— А раньше с ним это случалось? Приступы?

— Да вроде как он уже лежал. Лечился, — пояснила словоохотливая соседка. — Я за ним приглядываю на всякий случай: когда приехал, когда уехал. Мало ли что? Алкаш ведь! Не дай бог, утюг забудет выключить или окурок незатушенный оставит. Спалит ведь и свою квартиру и мою. Когда забирали его, я все проверила.

— А в каком он был состоянии?

— Пьяный в стельку!

Значит, он знал место, где можно спрятаться. Но через несколько дней его и там нашли. Мне же это время понадобилось, чтобы самому найти Сгорбыша. Соседка не знала, в какую именно больницу его увезли. Честно признаться, я не спешил. У меня и в мыслях не было, что за фотографом охотятся. Тогда я никак не связывал его исчезновение с эпизодом в особняке у блондинки. С трупом в бассейне. А вот в том, что Сгорбыш запил, не было ничего удивительного. Я сам видел, как он сорвался. Я был на него зол. Вот чем объясняется мое промедление, которое стоило ему жизни.

Нашел я его уже в морге. Но и этот момент оттягивал, сколько мог. Сначала я подумал, что ларчик открывается просто. Проще некуда. И не нашел ничего лучше, как поехать на свидание со вдовой. Я имею в виду вдову Сидора Михайловича.

Я уже знал, что ее зовут Леной, что она шатенка, ей лет двадцать пять, и она ездит на новеньком «Мерседесе». Узнать ее адрес мне не составило труда. И ресторан, в котором она любит бывать. А также номер телефона. У нас ведь так много общих знакомых. Как я и предполагал, раньше она работала моделью. А уж моделей я знал великое множество, и любая из них готова была сломя голову лететь мне на помощь. Всего за сутки, обзвонив с десяток знакомых, я собрал о Лене исчерпывающую информацию. Потом позвонил ей и назначил свидание. В ее любимом ресторане. В три часа дня. Мне не хотелось, чтобы деловая встреча плавно перетекла в романтический ужин.

Она удивилась, но дала согласие. Кто смог бы устоять против моей испорченной репутации? Такие женщины, как Лена, не отказывают таким мужчинам, как я. Тем более она овдовела и вновь была на свободной охоте, а я оставался одним из самых завидных женихов Москвы. Я не сомневался, что Сидор Михайлович оставил ей состояние, но ведь денег никогда не бывает много. К тому же он не успел осчастливить ее ребенком, а Лена вполне созрела для материнства. Мы быстро договорились.