Наталья Андреева - - Автора!

Он сообразил, что восхитительный запах идет от одуванчиков, яичными желтками покрывших траву. А белки опавшего яблоневого цвета пенились по всему саду. Эта млеющая на утреннем солнце гигантская глазунья и пахла медом. Над ней деловито кружили пчелы.

— Жить хорошо! — вслух сказал он. Потому что никто его слышал.

Стоит огласить сию великую тайну, и тут же найдутся желающие ее оспорить. Как и любую другую истину. Он замер, прислушиваясь к звукам согревшегося и проросшего сразу во всех направлениях сада.

Но вдруг…

В симфонию лета вторглось что-то инородное. Звук, который он без колебаний назвал бы лишним. Сердце летнего утра невольно забилось: за старым, покосившимся забором послышались звуки города. Алексей пропустил бы мимо ушей рокот моторов. Но голоса… Голоса" его насторожили. А главное то, что говорили приехавшие люди. Это было что-то из прошлой жизни. Из неудачной карьеры оперативного работника, мента.

Он подошел к забору, возле которого густо росли вишневые деревья, и осторожно раздвинул ветки. В данном случае это было не любопытство, сработал инстинкт самосохранения. Там, у дома соседа, угадывалось какое-то движение, но в суть его так же трудно было проникнуть, как в сплетение тугих ветвей. Зачем они здесь? Что такое случилось, если понадобилось вызывать милицию? Уйдя из оперов, он дал себе слово ни во что не вмешиваться. Вздохнув, отпустил ветки, которые, распрямившись, тут же закрыли ему обозрение. Не спеша Алексей пошел в дом, чувствуя, как потяжелели от влаги кроссовки. Коси коса, пока роса…

Саша уже встала. Она была на четвертом месяце беременности, под слабо завязанным пояском домашнего халатика угадывался небольшой животик. Алексей, конечно, за нее волновался. Одна, на даче, на четвертом месяце! Мама Алексея уехала в санаторий. Он давно ей это обещал, а тут подвернулся случай, и деньги нашлись, ко-I торых раньше не было. Саша сказала: «Лучше! сейчас, когда у меня срок небольшой, чем в конце лета». Алексей ее понял. Почему-то жена и I свекровь не слишком ладили. Вот ведь обе — замечательные женщины! И так похожи в своей | замечательности, что никак не могут найти общий язык! Впрочем, Саша справлялась и одна. Острый токсикоз первых трех месяцев уже прошел, чувствовала она себя прекрасно, расцвела и похорошела. Алексей клятвенно заверил, что скоро выпросит у Серебряковой отпуск.

Саша варила овсяную кашу на электрической плитке и то и дело облизывала ложку маленьким розовым, как у котенка, язычком. Сережка бегал около дома, ожидая друга, который обещал принести водяной пистолет. Алексей, обещал привезти ему эту игрушку и опять забыл, потянул носом аппетитный запах и сказал:

— Сашка, кончай облизывать ложку! Ты все слопаешь, пока каша варится и нам не хватит.

Он вдруг почувствовал, что голоден, как волк. Так надоели чизбургеры-гамбургеры! Хочется простой овсяной каши!

— Все равно половина моя, — сказала жена.

— Это с чего ж половина?

Алексей свято соблюдал правила игры. Он якобы забывает о ее беременности, она в шутку его ругает. Беременным женщинам надо во всем потакать.

— Нас двое. — Саша погладила себя по животу, вздохнула и снова облизнула ложку. — А ты зачем поднялся в такую рань?

— В саду хорошо. И давно такая погода? Саша засмеялась:

— Лешка, ну ты даешь! Да уже с неделю! Ты что, гном?

— Почему гном? — слегка обиделся малорослый Леонидов.

— Подземный житель. Сидишь на мешках с деньгами и никуда не можешь отойти.

— Разве я маленький и горбатый? Нет, ты посмотри, посмотри! — Леонидов расправил плечи и втянул живот.

— Да куда там смотреть? Зарядку, небось, делать давно перестал?

Это была святая правда. Недавно вылупившемуся из яйца государственной службы коммерческому директору крупной частной фирмы было не до физкультуры.

— Не наступай мне на больную мозоль, — тяжело вздохнул он. — Кстати, я похудел.

— Да? — прищурилась Саша. — Я не заметила.

— Ах ты… — Алексей попытался ее обнять.

— Лешка, отстань! Каша сгорит!

— Все равно мне не достанется, я и бутерброды поем.

— Ну тебя! Сережка войдет…

— А мы потихоньку… Хочу целоваться… Я соскучился…

И он в самом деле полез с поцелуями. Она продолжала отбиваться.

— Нечего было спать ночью.

— Сашенька, я не хотел, оно само так получилось. Прилег на минутку, думал тебя дождаться, и — хлоп! Очнулся утром, а ты так сладко спала, что жалко стало будить.

— Устал?

Он тяжело вздохнул:

— Ты же знаешь, я никогда раньше этим не занимался. Но если меня запрягли, я все равно повезу, сколько бы не навалили на мой воз. Характер такой.