Милан Николич: Современный югославский детектив

Международная преступность оказывается пружиной действия в третьей из публикуемых в сборнике повестей. Предраг Равник (псевдоним известного журналиста Любомира Милина — он родился в 1922 году, в настоящее время работает редактором белградского телевидения) написал «Шарф Ромео» в ключе динамичных криминальных романов Запада. Серия однотипных убийств, неотступный вопрос — кто будет следующей жертвой, рассказчик пытается «вычислить» преступника. Мотивы приписываются то одному, то другому, а в конце концов убийцей неожиданно оказывается персонаж, игравший вроде бы служебную роль. Точно по классическому принципу детектива: преступник должен быть у читателя на виду, но не на подозрении. Традиционность схемы подчеркивается и заключительной картиной — гостиная, где собираются все участники драмы в ожидании развязки, когда преступник будет изобличен. Прием, будто нарочно позаимствованный у английских авторов, выполняет не только сюжетную функцию. Это еще и ненавязчивое свидетельство иронии автора, его намерения обратить читательское внимание на «литературность» ситуаций, как и при однотипности убийств. Ироничность и в совпадении имен персонажей с шекспировскими героями, и в финальной сцене с переодеванием для театрального эффекта — тоже привычный детективный прием, и в том, что рассказчик оказывается одним лицом с автором, хотя это не застраховывает его от ситуаций с фарсовым оттенком, даже наоборот. «Шарф Ромео» мог бы составить подходящий сценарий для неплохого детективно-комического фильма по известным французским образцам.

У повести соответствующая стилистика. Она построена на диалогах, написана короткими фразами, напряжение и читательское внимание нарастают вплоть до развязки. В общем, «Шарф Ромео» легко и увлекательно читать, хотя психологической глубиной повесть не отличается. Впрочем, иронический автор и не претендует на это: его очевидная задача — развлечь читателя.

Интересно сопоставить упомянутые повести по их «несущему» треугольнику: жертва — преступник — сыщик. Наиболее четко разведены эти роли у Николича. Жертвам здесь не придается особого значения; мы с трудом припоминаем их: какой-то случайный проезжий американец, неизвестный контрабандист… Автора больше интересуют два других угла, хотя и здесь определенность невелика. До конца так и не выясняется, кто же убийца, да это и несущественно для автора. Более определенен сам детектив — герой повести, он же рассказчик. Но и о нем многого не скажешь. Профессиональный сыщик, работник «органов», энергичный, с быстрой реакцией, чем-то схожий с традиционным комиссаром полиции из западных детективов. Вот, пожалуй, и все. Автора интересуют не персонажи — они играют подсобную роль, а процесс поиска преступников, точнее — погоня.

В повести Равника поиск — это не погоня, а разгадывание обстоятельств преступления. Здесь большую роль играет не механизм поиска, а интеллект детектива, его наблюдательность. Причем сам сыщик раздваивается: рядом с профессионалом — детектив-любитель, сыщик от нечего делать. Пусть выявляет преступника профессионал, которому, впрочем, не чужды любительские приемы (театральный эффект под занавес), но и любитель вносит свою лепту в разгадку. Что до жертв, то одна из них здесь не отделена от преступника: убитый Ромео тоже служил гангстерскому клану.

В «Белой Розе» разгадывание и преследование вообще играют подсобную роль. Главная, наиболее интересная линия — отношения между сыщиком и жертвой. Здесь сыщик тоже раздвоен, однако дилетант Гашпарац превосходит профессионала Штрекара именно благодаря своим человеческим, непрофессиональным качествам.

Автор первого философско-социологического трактата о детективном романе Зигфрид Кракауэр писал 60 лет назад, что сыщик — это воплощение ratio, чистого интеллекта. Немецкий философ судил по Шерлоку Холмсу, рядом с которым эмоциональность положительного доктора Уотсона оказывается глуповатым и совершенно непродуктивным резонерством. Зато нам, свидетелям зловещих результатов холодно-расчетливых выкладок, давно уже стало ясно, что душевная восприимчивость, эмоции не обязательно затемняют ratio, а могут, напротив, заострить его, сделать его плодотворным и человечным, выведя за пределы простой разгадки. В этом плане дилетант-сыщик из «Белой Розы» тоньше, умнее и эффективнее, чем неутомимый преследователь бандитов из «Пропуска в ад».

Адвокат Гашпарац — человек с развитым нравственным чутьем; голос его совести ведет с ним внутренний диалог, напряженность которого, в сущности, выше, чем в динамичных диалогах повести Равника. Гашпарац не был знаком с жертвой, скромной и самоотверженной Белой Розой, обаятельные черты которой, поначалу туманные, постепенно выступают из прошлого, из небытия. Эти черты вызывают в нем сочувствие к жертве, обостряют в этом внешне благополучном человеке вынесенное им из народа чувство социальной справедливости, которое и становится движущей силой его поступков.