Агата Кристи - Десять новелл

- Но разве теперь подозрение не падает только на него одного?

- Гастингс, ты привыкаешь мыслить нелогично. Конечно, если бы вором оказался Риджвей, это дело было бы эффектным, правда, не для мисс Фаркуар. Ну, а теперь давай рассмотрим все подробно. Я вижу, ты сгораешь от любопытства. Итак, запечатанный сверток исчез из закрытого саквояжа и растворился в воздухе. Мы отбросим гипотезу о растворении в воздухе, поскольку она не согласуется с данными современной науки. Нет сомнений, что сверток нельзя было пронести на берег...

- Да, но мы знаем...

- Ты, Гастингс, может быть, и знаешь, а я нет. Я придерживаюсь простого мнения: все, что невозможно, - невозможно. Остаются два варианта: сверток был спрятан на корабле, что сделать довольно трудно, или же был выброшен за борт.

- А! С привязанным к нему поплавком!

- Без всякого поплавка.

Я взглянул на Пуаро с удивлением.

- Но, если облигации были выброшены за борт и утонули, каким образом их продавали потом в Нью-Йорке?

- Восхищаюсь твоей логикой, Гастингс. Облигации были проданы в Нью-Йорке, а значит, их не выбросили за борт. Ты понимаешь, куда это нас ведет?

- Туда, откуда мы начали.

- Отнюдь. Если сверток выброшен за борт, а облигации проданы в Нью-Йорке, значит, облигаций не было в пакете. Разве есть какие-то доказательства, что в запечатанном пакете были именно облигации? Напомню, что мистер Риджвей ни разу не вскрывал пакет с момента получения его в Лондоне.

- Да, это так, но тогда...

Пуаро нетерпеливо взмахнул рукой.

- Позволь мне продолжать. В последний раз облигации видели в кабинете Лондонского и Шотландского банка утром двадцать третьего. Затем они появились в поле зрения в Нью-Йорке, через полчаса после прибытия "Олимпии", а один маклер даже утверждает, что чуть раньше прибытия корабля. А если предположить, что их вообще не было на "Олимпии"? Есть ли еще способ, которым они могли попасть в Нью-Йорк? Да, есть. "Джайгентик" отплывает из Саутгемптона в тот же день, что и "Олимпия", но скорость у него больше. Если послать облигации с "Джайгентиком", то они прибудут за день до "Олимпии". Вот и вся разгадка. Запечатанный конверт был лишь подделкой, и сделана она была в самом банке. Сделать второй пакет и подменить первый могли трое Риджвей или один из директоров. Затем облигации были посланы партнеру в Нью-Йорке с указанием продать их, как только "Олимпия" прибудет в порт. При этом кто-то должен был инсценировать ограбление на "Олимпии".

- Но зачем?

- Если Риджвей вскрывает пакет и не находит облигаций, подозрение автоматически падает на Лондон. Человек, который плыл в соседней с Риджвеем каюте, сделал вид, что взламывает замок, хотя на самом деле открыл его запасным ключом и выбросил пакет за борт. Он подождал, пока все сойдут с корабля, чтобы покинуть "Олимпию" последним, поскольку не хотел быть замеченным Риджвеем. Он сошел на берег в Нью- Йорке и вернулся назад первым же пароходом.

- Но кто это был?

- Человек, который имел запасной ключ, человек, который заказал замок, человек, который не был тяжело болен бронхитом в своем загородном доме, "занудный" старик мистер Шоу! Иногда, мой друг, преступники встречаются и в самых высоких сферах. А, вот мы и прибыли, Здравствуйте, мадемуазель Фаркуар! Вы позволите? - И сияющий Пуаро расцеловал потрясенную девушку в обе щеки.

---------------------------------------------------------

1) - Мой друг (фр.).

2) - Черт возьми!

Агата Кристи. Тайна голубой вазы

Первый удар Джек Харингтон смазал и теперь уныло следил за мячом. Мяч остановился. Джек подошел и, оглянувшись на мету, прикинул расстояние. Отвратительное чувство презрения к себе было написано у него на лице. Вздохнув, он достал клюшку и свирепыми ударами снес с лица земли одуванчик и листок травы, после чего решительно занялся мячом.

Воистину тяжко служить ради хлеба насущного, когда тебе всего двадцать четыре и предел твоего честолюбия - скостить свой гандикап в гольфе. Пять с половиной дней в неделю Джек прозябал в городе, замурованный, как в могиле, в кабинете красного дерева. Зато половину субботнего дня и воскресенье он фанатично служил истинному делу своей жизни; от избытка рвения он даже снял номер в маленьком отеле в Стортон Хит, близ поля для игры в гольф, вставал в шесть утра, чтобы успеть часок потренироваться, и отправлялся в город поездом в 8.46. Единственной проблемой оставалась его, казалось, врожденная неспособность рассчитать хоть один удар в такую рань. Если он бил клюшкой, предназначенной для средних ударов, мяч весело катился далеко по дорожке, а его четыре "коротких" - с лихвой покрыли бы любое расстояние.