Софи Ханна: Домашняя готика

Детский сад закроется через сорок минут. И пятнадцать из них я потрачу, бегая вверх-вниз по бетонным коридорам, задыхаясь, рыча сквозь стиснутые зубы и пытаясь опознать свой черный «форд гэлакси». А потом, поскольку парковочный билет я потеряла, придется искать служителя и давать ему на лапу, чтобы он поднял шлагбаум и выпустил меня. И я снова опоздаю, и воспитательница снова будет недовольна, и образцов краски у меня по-прежнему нет, как нет и детской переноски, которую давно следовало купить для Джейка, а то он вечно вырывается у меня из рук и бросается прямо на проезжую часть. А пробежаться по магазинам я теперь не смогу до следующей недели, поскольку завтра прибывают люди из «Консорцио» и сорваться с работы пораньше не удастся.

Сильный удар в правый бок. Я заскакиваю на бордюр в попытке устоять на ногах, но теряю равновесие. Бетонное покрытие дороги несется мне навстречу. Сзади кто-то кричит: «Осторожней, дорогая, осторожней!..» Разум, осознав неизбежность катастрофы, заходится в визге. Прямо на меня надвигается автобус, он уже нависает надо мной, а я будто издалека наблюдаю, как какой-то мужчина колотит по железному боку автобуса и орет: «Стой!»

Времени нет. Автобус слишком близко. Я отвожу взгляд от огромных колес и пытаюсь откатиться в сторону. Отшвыриваю сумочку, и она приземляется в нескольких футах, и мне кажется, что это хорошо, что я барьер, благодаря которому телефон и ежедневник не пострадают. И зеркальце от Вивьен Вествуд в розовом мешочке уцелеет. Но нельзя же просто валяться здесь кулем. Шевелись! Бетон царапает лицо. Что-то пихает меня вперед. Огромные колеса вот-вот раздавят мне ноги.

И вдруг колеса замирают. Пытаюсь пошевелиться и с удивлением обнаруживаю, что мне это удается. Я выползаю на свободу и сажусь, готовясь увидеть кровь и кости, торчащие из разорванной плоти. Чувствую я себя нормально, но мозг выкидывает разные штуки. Людям часто кажется, что все в порядке, а потом они падают замертво. Ник вечно достает меня мрачными историями из больницы.

Платье разодрано, все в грязи. Колени и руки стерты, сочатся кровью и горят от боли. Какой-то человек надрывается в злом крике. Почему-то он одет в бежевую пижаму с забавным значком, и только через несколько секунд я понимаю, что это водитель автобуса, едва меня не убивший. Вокруг уже целая толпа, люди орут на водителя, требуя оставить меня в покое. Я смотрю, слушаю, чувствуя себя сторонним наблюдателем, хотя это уже второй скандал за сегодня с моим участием. Похоже, это входит в обычай. Я неуверенно улыбаюсь двум дамам, особо рьяно вступившимся за меня. Они придвигаются ближе.

– Я в порядке, правда, – бормочу я. – Со мной все хорошо.

– Но не стоит сидеть посреди дороги, милая, – говорит одна из дам.

Но я не хочу двигаться. Да-да, конечно, сидеть здесь вечно я не могу – и команда из «Консорцио» приезжает, и ужин пора готовить, и детей забирать, – однако ноги словно приросли к бетону.

Начинаю хихикать. Я ведь могла бы быть уже мертва, но – жива.

– Меня чуть не задавили, – смеюсь я. – Так почему бы мне не посидеть тут пару секунд?

– Нужно доставить ее в больницу, – предлагает мужчина, колотивший по автобусу.

На заднем плане знакомый голос говорит:

– Ее муж работает в центральной больнице Калвер-Вэлли.

Я снова смеюсь. Вот умора. Как будто у меня есть время прохлаждаться в больнице.

– Как тебя зовут, милая? – спрашивает женщина, держащая меня под правую руку.

Не хочу называть свое имя, но и не ответить – невежливо. Надо придумать себе имя. Точно! Например, Джеральдин Бретерик. Я уже разок пустила его в ход, когда таксист проявил к моей особе чрезмерный интерес, а мне понравилось ощущение риска, заигрывания с судьбой.

Но представиться я не успеваю, снова раздается знакомый голос:

– Салли. Ее зовут Салли Торнинг.

Странно, но только увидев лицо Пэм, я вспоминаю, что перед падением меня что-то толкнуло в бок. У Пэм не лицо, а бульдожья морда – все в складках, а посередке маленький носик. Так что же меня толкнуло? Чья-то рука?

– Господи, Салли. – Пэм опускается на колени рядом со мной, наклоняется. Кожа в ложбинке груди у нее вся в морщинках, темная и плотная, а ведь Пэм нет и сорока. – Господи, ты в порядке! Слава богу! – Она оборачивается к публике: – Я отвезу ее в больницу. Я ее знаю.

Слышу, как кто-то говорит: «Это ее подруга», и у меня в голове что-то взрывается. Я отшатываюсь от Пэм:

– Лицемерка! Ты мне вовсе не подруга! Ты злобная ведьма! Это ты толкнула меня под автобус?