Марина Серова - Дуракам всегда везет!

Но все это было прикрыто легким флером лжи, ставшей главным принципом ее поведения, общения с людьми. Ложь стала ее имиджем и потеряла все признаки чего-то предосудительного. Ложь как принцип существования. Это, наверное, может быть даже мило, если не сталкиваться с этим вплотную. Как симпатичные умилительные цветочки, растущие на поверхности болота. Я готова согласиться, издалека на них смотреть даже приятно…

Все сидели притихшие и насупленные. Каждый наверняка переживал не лучшие чувства, выслушав уже вторую подряд исповедь. В исповедях я, например, вообще не нахожу ничего привлекательного, а уж слушать исповедь человека кающегося, брызжущего вокруг черной краской и превращающего весь мир в грязную лужу – благодарю покорно! Только в силу необходимости, возникающей иногда при моей профессии. Но тут уж просто деваться некуда. Приходится выслушивать. А иногда и помогать высказаться.

Светка, Леня и даже сама Людочка были под впечатлением Людочкиного рассказа-исповеди. А между тем я им готовила еще одну весьма дурно пахнущую историю.

– Остался нерешенным один вопрос, – напомнила я всем присутствующим. – А именно: в чем же причина столь стойкой неприязни Федора и его сожительницы именно к Людочке? Почему, собственно, ни к кому-то другому из жильцов дома? Кто-нибудь может объяснить?

Людочка пожала плечами. Избавившись от этой опасности, она одновременно избавилась и от интереса к этому вопросу. Так уж она была устроена.

– Я позволил бы себе заметить, – осторожно начал Валентин Петрович, – что причина заключена в самой квартире. Передо мной было поставлено четкое условие – любым образом убрать Людмилу Анатольевну из этой квартиры. Она предназначалась почему-то именно мне.

Мне это прекрасно известно из уст самого Федора. Но почему? На этот вопрос я не могу ответить.

– А между тем у вас ведь бродят смутные подозрения, Валентин Петрович. Просто вы боитесь до конца сформулировать свои выводы. Давайте я вам помогу.

Я смотрела на него в упор. Он задрожал, но молчал, продолжая, видимо, надеяться, что я беру его на пушку, а на самом деле ничего мне не известно.

– Первое, что привлекло мое внимание, – начала я, – это беспокойство, которое начали проявлять Людочкины соседи снизу с началом весенней жары. И скоро я поняла, что чем дольше будет тянуться вся эта ситуация без какого-либо разрешения, тем сильнее они станут дергаться. Потому что жара будет только усиливаться и в июне превратится в настоящее пекло. Так оно и случилось.

Я обвела их взглядом. Кроме Валентина Петровича, никто, пожалуй, еще не догадывался, какой их ждет «сюрприз»! Светка была испугана, Леня смотрел на меня завороженно, прямо-таки влюбленным взглядом. Людочка почувствовала, наверное, тревогу, содержащуюся в моих словах, и смотрела напряженно и выжидающе…

– А еще мне, конечно, помог Валентин Петрович своим навязчивым интересом к этой комнате. Могу сказать даже больше…

– Но ведь запах газа, – попытался перебить меня Коротков. – Я обязан проверить…

– Валентин Петрович, – посмотрела я на него, – вы же прекрасно понимаете, что это пахнет не пропаном… И вообще вы не могли бы нам объяснить, почему вас так упорно интересует именно эта стена, именно в этой комнате, именно этой квартиры?

Валентин Петрович ничего объяснять не стал, а только безнадежно махнул рукой и повесил голову. Все. Он окончательно сдался. Он понял, что я докопаюсь до этой мрачной тайны.

Тут мне пришла в голову мысль, что мне, чего доброго, не поверят без доказательств. Ни Светка, ни тем более скептически настроенная по отношению ко мне Людочка. Один Леня может поверить мне на слово. Его-то я и попрошу немного помочь мне.

– Леня, не откажи в любезности, принеси с кухни топорик, – попросила я его.

Леня тут же помчался выполнять мою просьбу.

– Не надо, я прошу вас, – попытался вмешаться Валентин Петрович. – Зачем вам это?

– Когда вас просили все объяснить, – ответила я ему, – вы промолчали. Молчите уж и теперь.

Я припомнила, у какого места стены я застала Короткова во вторую нашу встречу, указала на это место пальцем и попросила Леню:

– Вот здесь! Стукни, пожалуйста, посильнее…

– Не надо! – крикнул Коротков, но махнул рукой и замолчал.

– Бей, Леня! – подтвердила я свою просьбу.

Леня размахнулся и ударил. Он ударил в стенку обухом, и от этого удара ничего, собственно, не произошло. В стене осталась небольшая вмятина.

– Не так! – крикнула я ему. – Руби ее!