Елена Арсеньева - Письмо королевы

«Есть пули в нагане и надо успеть сразиться с врагами и песню допеть!» Нету пуль, нету нагана, но сразить и допеть шанс есть!

– Лев Иваныч, – сказала Алёна быстро, – у вас к телефону какое-нибудь записывающее устройство подключено?

– Э… – ошарашенно проговорил Муравьев. – Э… а вам как желательно, чтобы оно было подключено или не было?

– Желательно, чтобы да.

– Тогда подключено.

– То есть наш разговор записывается?

– Безусловно, – усмехнулся Лев Иваныч. – Запись включается автоматически. Вы же разговариваете с кем? С начальником следственного отдела областного УВД!

Алёна не стала уточнять, что в данной ситуации гораздо важнее, не с кем , а кто говорит. На амбиции времени не было.

– Слушайте, Лев Иваныч, наш разговор в любую минуту может прерваться, потому что за моим троллейбусом едет черный джип, аж с площади Минина едет, а мы уже почти практически в Кузнечихе, так что… В общем, я быстро говорю, пока время есть, а вы не перебивайте. Ладно? Короче, дело в том, что Альберт Александрович Канавин, ну, Григорьев, вернее, его отец, каким-то образом получил…

И тут вдали кто-то заорал страшным басом:

– Возьми трубку, трубку возьми!

А потом послышался напряженный голос Льва Иваныча:

– Алло! Алло!

На миг Алёне показалось, что проблемы со связью и Муравьев перестал ее слышать, но тут же она поняла, что у него зазвонил мобильный телефон и он ответил на звонок.

Господи, ну что за безответственное существо! А еще следователь, да в каких чинах! Ему тут человек, можно сказать, последнее слово готов сказать, к тому же раскрыть международный заговор, а он…

– Диего! – заорал в это мгновение Лев Иваныч. – Ай эм лисн! Ай эм лисн ту ю! Йес, олл из нормал! Энд хау а ю? Ху? Элен! Я эм лисн ту ю, ай эм лисн ту хё. О, ши из спикинг он зэ май хоум телефон! Ю а спикинг он зэ мобиль, энд Элен из спикинг он зэ хоум фоун!!! Йес, нау, нау, ин зис тайм!!!

Алёна с замиранием сердца продиралась сквозь пиджин-инглиш Льва Иваныча. Муравьев сообщал Диего, что говорит с Элен сейчас, в эту самую минуту, по домашнему телефону. С Диего – по мобильнику, а с Элен – по домашнему. Это была просто какая-то фантастика!

– Елена Дмитриевна! – заорал в ухо Лев Иваныч. – Мне звонит коллега Малгастадор!

– Да я поняла, что он вам звонит! Но почему… но как…

– Ваша подруга сообщила, что ему нужно срочно с вами связаться, но у вас телефон занят. Что ж вы просите человека вам перезвонить, а сами по телефону разговариваете?

У Алёны Дмитриевой было одно свойство… в самые рискованные минуты ее не столько на патетику тянуло, сколько безумный какой-то смех пробивал. Может, это извращение, конечно, но вот… имело место.

– Да я ведь с вами по этому телефону говорю, Лев Иваныч, – пояснила она сдавленным голосом. – Поэтому он и занят.

– А другого телефона нет? – озабоченно спросил Муравьев. – А то мы сейчас устроили бы селекторное совещание… Мой французский… прошу прощения, на нуле, а английский на троечку. А вы бы и ему, и мне рассказали, что нарыли. И повторяться бы не пришлось, и сразу бы все точки зрения свели.

– Хорошо бы, – вздохнула Алёна, – только второго аппарата у меня нет…

– Вы можете воспользоваться моим, – послышался вежливый мужской голос, и что-то сильно ткнуло Алёну в бок.

Она повернула голову. Рядом сидел светловолосый молодой человек в синей куртке, легковатой, пожалуй, для русской зимы. В одной руке он держал черный «Sagem» и протягивал его Алёне.

– S’il vous plaоt! – сказал он и улыбнулся всем своим красивым, точеным, румяным и белокожим, хищно-горбоносым лицом. А потом еще крепче прижал другую руку к боку Алёны.

Больно. Смертельно больно.

– Прочти-ка это, Петруша.

– Да как же, Иван Матвеевич… Ваше послание… Посольское секретное донесение… к его сиятельству князю Безбородко…

– Читай, говорю!

– Извольте. «Революция во Франции свершилась, и королевская власть уничтожена. Восстание города Парижа, к которому умы, казалось, были подготовлены, разразилось на другой день после отъезда г-на Неккера. В следующие дни оно продолжало разрастаться, как вы, ваше сиятельство, увидите из прилагаемого «Журнала» о происходившем здесь с субботы до пятницы; к нему я беру на себя смелость присоединить несколько печатных изданий, во всех подробностях излагающих событие, которого Европа никак не ожидала. Это восстание сопровождалось убийствами, вызывающими содрогание; обстоятельства, при которых они были совершены, доказывают невинность нескольких жертв.