Татьяна Полякова - 4 любовника и подруга

– Пустяки. Не волнуйся.

– Как я могу не волноваться? Что произошло?

– Какой-то парень… Я смотрел, как ты идешь навстречу, а он шел по улице. Я повернулся и увидел, как он сунул руку за пазуху. Сам не знаю почему, но я… в общем, успел среагировать. Пуля зацепила руку, ей-богу, ерунда.

– А где парень? – испуганно оглянулась я.

– Рванул в подворотню.

– Он же мог тебя убить… – ценное замечание, но в моем состоянии это было извинительно. Покушения я видела только в кино, а тут не просто стреляли в человека, стреляли в Глеба, которого я люблю.

В этот момент до меня дошло, что мы стоим посреди улицы, вокруг толпится народ, пялясь на нас со смешанным чувством беспокойства и сомнения. Кто-то даже высказал мысль, что кино снимают, его обозвали идиотом, но только после того, как другой мужчина заметил, что камер вокруг нет. Глеб между тем истекал кровью. Я опять едва не лишилась сознания и начала рыться в сумке в поисках телефона, чтобы вызвать «Скорую». Телефон я так и не нашла, «Скорая» и без того подъехала, кто-то успел позвонить раньше. Вслед за «неотложкой» появилась милиция, и я с удивлением обнаружила рядом с собой Соньку.

– Нюсечка, что же это делается? – пролепетала она.

Ответить я не успела, Глеба повезли в больницу, и я настояла, что поеду с ним. Сонька припустилась за «Скорой» и с видом законченной идиотки махала нам вслед.

Через два часа я окончательно пришла в себя. Этому очень способствовал тот факт, что Глеб лежал в палате под присмотром врачей, один из которых заверил меня: ранение пустяковое. Кость не задета, значит, Глеб недолго пробудет в больнице. Я вздохнула с облегчением, но длилось оно не долго. Вряд ли человек, стрелявший в Глеба, рассчитывал на пустяковое ранение. Глеба пытались убить. Просто чудо, что он вовремя повернулся и заметил убийцу.

Глеб беседовал со следователем, мне тоже задавали вопросы, правда, толку от разговора со мной было мало, ведь я парня не видела. На вопрос следователя, есть ли у Глеба соображения насчет того, кто мог желать ему гибели, он ответил:

– Могу предположить только одно: меня с кем-то спутали.

Следователь усмехнулся и отбыл. Я заняла место возле кровати Глеба.

– Испугалась? – улыбнулся он и провел пальцами по моему лицу.

– Сейчас даже больше, чем на перекрестке, – нахмурилась я. – Почему ты не сказал следователю…

– Что? – вроде бы удивился Глеб.

– Я ни за что не поверю, будто ты не догадываешься, кто мог в тебя стрелять. То есть я хочу сказать, кто нанял этого типа.

– Милая, мой бизнес не предполагает таких крутых конкурентов. Я фигура слишком незначительная, – засмеялся он.

– Но сегодня в тебя стреляли. То, что тебя могли с кем-то перепутать, в моей голове не укладывается. Значит, нужно хорошо подумать, кому ты перешел дорогу.

– Аня, давай оставим этот разговор. Лучше скажи, ты меня любишь?

– Разумеется, я люблю тебя. Поэтому и боюсь. Сегодня ты чудом остался жив, а что будет завтра?

– Завтра ты опять придешь ко мне, и я буду счастлив.

– Меня просто бесит твоя несерьезность.

– Аня, все нормально. – Он потрепал меня по руке. – Я не знаю человека, который бы желал моей смерти. Это просто смешно.

«Желал моей смерти», – эхом отдалось в голове, а вслед за этим я испугалась, что упаду в обморок. Стены палаты вдруг пустились в пляс. Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения. Но, раз появившись, засевшая в мозгу мысль уж не покидала меня.

– Глеб, ты ведь не думаешь… ты не думаешь, что это мой отец? – решительно закончила я.

– Что за чушь? Конечно, нет.

– Вчера он сказал, что убьет тебя…

– Мало ли что говорят в гневе. Твой отец на такое не способен. Выбрось это из головы. В конце концов, за такой короткий срок найти исполнителя попросту невозможно.

Его слова меня не успокоили. Я держала Глеба за руку и думала о своем отце, о его словах, сказанных в запальчивости. И страх обволакивал меня, мешал дышать, хотелось вскочить и орать в голос. Вместо этого я сидела, сжимая руку Глеба в своей ладони. Его желание меня успокоить вполне понятно. А что делать мне? Теперь, когда я вовсе ни в чем не уверена?

Вскоре мне пришлось оставить Глеба, в палату заглянула медсестра и напомнила, что уже поздно. До офиса, где осталась моя машина, я шла пешком и думала об отце. Как я могу его подозревать? Своего отца, который все это время был самым близким мне человеком? Разве это не предательство? Впрочем, предательство мне не в диковинку, достаточно вспомнить Сергея. Я вспомнила о разговоре с Ильей, и страх вновь накатил тяжелой волной. Мне захотелось поскорее увидеть отца, чтобы эти подлые мысли меня оставили.