Николас Фрилинг - Вальпараисо

«Возможно, тогда мне не пришлось бы вступать в столь странные отношения с людьми, — говорила себе Натали. — А так можно подумать, будто я все время занималась постановкой маленьких сценок на свой страх и риск. Очень смешно. Ну да ладно…

Независимо от того, оборачиваются мои капризы во благо или во вред мне самой, я не буду такой дурой, чтобы жалеть о них. Нет, я ни в чем не намерена каяться, никогда. Моя жизнь — родник, из которого я черпаю неиссякающие ценности. Все, что я когда-либо делала, прожито, выдержано, принято. До последнего. Я часто бывала очень счастлива, и благодарю за это Бога. Очень глупо, правда? Не то чтобы я действительно верила в Бога, и тем не менее благодарю его за все это.

Принесет ли мне этот остров новые приключения? Я уверена, что да: острова — идеальное место для романтических встреч. Этот человек… чем он для меня обернется? Так или этак, но не разочарованием — уж об этом я позабочусь.

Когда я превращусь в старую развалину, начну жить воспоминаниями. Я буду вновь переживать горькие измены, страшную боль, но уже со смехом, чувствуя себя счастливой. Нет, моя жизнь никогда не станет ни убогой, ни мелочной.

Даже будь мне суждено умереть на этом острове, я бы пожила от души. Этот человек, этот Капитан, как островитяне называют его с удивительно ласковой иронией, — полюбит ли он меня? Полюблю ли его я? Чем вызвана эта их легкая ирония? Есть ли что-то еще новое и необычное, что мне предстоит узнать, пережить?»

Натали не взяла с собой купальника. А она бы с удовольствием искупалась. Не станет ведь она раздеваться, как глупая девчонка, даже если здесь никого нет? Хотя почему бы и нет? Она — на острове, и пора начинать делать то, что позволяют себе только на островах. Полотенца тоже не было. Ну и ладно, солнце высушит.

Натали разделась и вошла в воду. Сначала было холодно, тело жгло и сковывало оцепенением, но она лежала на волнах, позволяя чистому, бледно-изумрудному в то утро морю себя убаюкивать. «Нужно доверять воде, — подумала она, — как жизни, солнцу или сухой рубашке».

На обратном пути в поселок Натали заметила, что вода, или солнце, или и то и другое вместе стократ увеличили удовольствие и остроту восприятия. Все вокруг виделось очень ясно и отчетливо, как бывает на побережье после сильного мистраля. Растрепанный, как все его собратья, эвкалипт был удивительно красив. Натали остановилась, чтобы рассмотреть его повнимательнее: зеленые и серебристо-серые крапинки на розовато-пурпурном стволе, листья в форме бананов, длинные полоски облетевшей коры вокруг. Но еще красивее был вид на окраину поселка с маленького холма Сент-Агат. «Это не провансальский поселок, — восхитилась Натали, — а декорации Бакста. Только начисто лишенные искусственности». Деревянные ставни белого дома выкрашены в небесно-голубой цвет; другой дом — голубовато-белый, а ставни у него цвета морской волны. Были еще рыжеватый с переливчато-синим, кремовый с оранжевым, темно-кремовый с зеленым, цвета листвы. Красота и художественное чутье просто потрясали. «Как такое возможно? — спрашивала себя Натали. — Снимал ли кто-нибудь здесь фильм? Я непременно сниму».

Она приняла душ, отметив название фирмы-изготовителя: «Кэрой. Париж», завернулась в полотенце и легла на кровать, с наслаждением затягиваясь сигаретой. Вечером ей предстоит обедать, возможно, с новым возлюбленным. Что она наденет? Насчет косметики все ясно — Натали никогда ею не пользовалась, разве что на работе: возни много, толку — чуть. Платье? Нет. Костюм? Вот этот элегантный чесучовый… Нет — Капитан просто подумает, что она поддела пояс. Ага, серые брюки! Они всегда смешили Натали — нет ничего забавнее, чем когда каждый дюйм твоего тела прикрыт отлично скроенными, плотно обтягивающими брюками. И потом, в отличие от большинства женщин, она не боялась в них садиться.

Натали и не догадывалась, что на обед ей не без лукавства продали лангуста, пойманного Раймондом.

Актрису порадовало, что он не почел за труд приодеться. Она не испытывала особых симпатий к мужчинам, которые вечно ходят нараспашку и нечесаными только потому, что они на юге Франции. Как-никак, она — парижанка, а портовые бродяги хороши в гавани, но не за обедом. Раймонду было предложено испытание, и он прошел его с блеском. Он вообще не любил выглядеть оборванцем, всегда покупал хорошую одежду, следил за ней и при всей своей бедности никого бы не опозорил. Капитан надел пепельно-серый полотняный костюм, не первой молодости, но превосходно сшитый, и дорогую, выглаженную на берегу рубашку. И от него исходил запах чистоты и свежести, пусть не такой роскошный, как от корсиканца.