Галина Романова - Жизнь нежна

— За что? За что простить тебя?..

Она все время держала его за руку. Даже когда дремала, не выпускала его руки, все боялась, что он снова исчезнет — ее настырный муж, не захотевший, чтобы она его встретила у ворот тюрьмы. И из-за этого его упрямства ей пришлось прождать мужа до вечера, потому что он бесконечно долго брился на квартире у Сергея Хаустова. Переодевался потом в каком-то магазине. Затем облазил со своим другом весь город, пытаясь найти самый необыкновенный, самый достойный ее букет. В результате попали в пробку, проторчали в ней полтора часа, и оставшуюся часть пути до дома Антон шел пешком.

Пришел пыльный, уставший, с поблекшими цветами и виноватой улыбкой на обветренных губах. Она, правда, заподозрила, что губы потрескались от чьих-то кулаков. И приставала потом долго, когда со слезами замазывала мазью трещины.

Антон не признался.

— Разве меня можно бить, малыш? Я же хороший!

— Ты самый лучший, — недоуменно моргала она в ответ, не понимая, почему он иронизирует. — Ты лучше всех!..

Она пыталась накормить его, а он ничего не ел. Смотрел на нее влюбленными — прежними влюбленными и чуть шальными глазами, слушал, как она говорит, и все время старался поймать за подол платья.

А она вовсе и не стремилась вырваться, нет! Такого, как раньше, уже не будет никогда. И даже просила его быть чуточку посмелее, а то он уж совсем…

— Я боюсь снова обидеть тебя. Я был такой грубой скотиной, как вспомню.

— А может быть… — сдавленно вздыхала Полина в темноте, уже начав собирать по крупинке в копилку собственное счастье. — Может быть, это я чрезвычайно манерничала, Антон? Манерная фарфоровая кукла! Тетя не раз говорила, а я все не понимала… Как ты меня терпел!

Приходилось. Отвечал он мысленно и улыбался агрессивному оранжевому свету, уже слепившему из всех углов их дома.

Слава богу! Слава богу, все вернулось! Он уже думал, сидя на сером матрасе в темной затхлой камере, что никогда больше не увидит того желто-оранжевого свечения, о котором так много и пространно насочинял в далеком детстве.

Но все вернулось. Сохранить бы теперь еще…

— Сереженька, милый, приветик…

Маруськин томный голос вполз в сознание ядовитой коварной змеей и тут же свернулся клубочком, облюбовав себе самое милое, самое уютное местечко, заставив Хаустова разволноваться.

— Что-то не звонишь мне совсем! — продолжала ворковать соседка. — Видеть не хочешь?

— Почему не хочу… — сонно пробормотал Хаустов, откидывая одеяло и подходя к окну.

— Тогда давай встретимся, мой на охоту подался.

Хаустов дернул штору, приплющив нос к оконному стеклу.

За стеклом бесновалась непогода, загнав всех воробьев под стрехи домов, наглухо спрятав солнце и расквасив цветочные клумбы. Куда вот и зачем нужно было пускаться в такую слякоть? Сейчас в самую пору растопить камин, взять охапку журналов, развалиться на диване и ждать кофе с ватрушками, которые вот-вот подоспеют. И чтобы мальчишки орали на втором этаже в своей комнате. Чтобы спорили из-за своей дурацкой «стрелялки», которую он им два дня назад установил в компьютере. Телевизор пускай без звука подсвечивает камину. А Алина в это время…

Кстати, а какую роль он, прячась в своем домашнем уюте от непогоды, отводит ей? Роль гувернантки, прачки, кухарки, подносчицы свежих ароматных ватрушек?

Ему такая ее роль не нравилась. Нет, пускай и это все будет, привык к удобству, спору нет. Но чтобы ко всем прочим благам она чуть добрее была к нему, чуть снисходительнее. А то, как Тайку арестовали, так вовсе отвернулась от него. Попытался как-то перехватить ее на лестнице, когда она мальчишек уложила, а он только собрался укладываться, обнял. Поцеловать попытался.

Так она что сделала? Она врезала ему, да так, что зубы свело.

— Я вам не Маруська, Сергей! — просвистела строго. — Еще раз такое повторится, я уйду от вас!

— Как уйдешь? — не понял.

Она не могла уйти, не имела права, считал он! Она вырастила его мальчишек, став им почти родной. Она о нем знает все, кроме разве что интимных подробностей. Но какое белье он предпочитает, знает точно. И носки с галстуками подбирает каждый день. И сорочки гладит именно так, как он любит — без стрелок на рукавах.

Она не могла уйти, не имела права!

— Да что вы? — Ее брови, очень красивые, между прочим, красоту которых он никогда прежде не замечал, насмешливо выгнулись. — И что же мне помешает?

— Ответственность! — брякнул он напыщенно первое, что пришло ему в голову. — Вы несете ответственность…