Галина Романова - Жизнь нежна

Боже правый, как стыдно, как ужасно! Что, интересно, он наговорил ей, что?

— Он сказал, что ты отталкиваешь его, когда он пытается тебя обнять, — осторожно начала тетка, когда Полина задала свой вопрос вслух, проговорив его про себя раз двадцать, наверное.

— Он не пытается меня обнять! Он меня… Он меня лапает, тетя!

Последние слова Полина произнесла с благоговейным ужасом. Посмотрела на тетку и решила, что, наконец-то, до той дошел весь ужас ее положения, потому что застыла с широко открытым ртом. С раскрытым ртом, не моргая, Полина Ивановна смотрела на племянницу, а та, воодушевившись, продолжила:

— Он меня лапает, тут, вот тут, вот так.

Она осторожно коснулась своей груди, бедер, ягодиц.

— И при этом он говорит такие ужасные вещи, — жалобно пискнула Полина.

— Какие? — сипло выдавила из себя Полина Ивановна, и грудь ее неожиданно заходила ходуном. — Какие вещи он говорит тебе, детка?

— Он требует, чтобы я… — Нет, смотреть на тетку она больше не могла, рассказывая о таком, поэтому отвернула лицо и продолжила: — Чтобы я разделась перед ним.

— И?

— И это днем, тетя! Белым днем, когда светит солнце и не зашторены окна, он требует, чтобы я все сняла с себя!

— И что же ты сделала? — Полина Ивановна уже почти задыхалась.

— Я? Я расплакалась и убежала к соседке.

— Та-аак… Что еще ужасного вытворяет Антон?

— Он заставляет принимать меня неприличные позы. И еще он все время говорит мне, что хочет меня. — Полину передернуло. — Когда лезет ко мне под платье, он шепчет так судорожно, дышит, как животное, и все время повторяет: я хочу тебя, детка! Я хочу только тебя… тьфу!

— Ду-уурраа-а!! — с диким привыванием оборвала ее откровения Полина Ивановна, затрясла седой головой, застучала кулаками по столу и запричитала, не снижая голосовых оборотов. — Какая же ты дура-аа!! Ты гордиться должна, что мужик тебя хочет! Ты бы из него веревки вила, коли он не отходит от тебя! Ты бы… Позы он неприличные заставляет ее принимать, мать ее ети! А в каких ты позах собиралась дитя зачинать?! Сидя за столом за чашкой чая?! Ты совсем идиотка, Полинка, или прикидываешься?! Ты что, не знала, чем занимаются муж и жена в спальне?

— Знала. Конечно, знала, тетя.

Полина не на шутку перепугалась. Тетка выглядела сейчас ужасно: лицо побагровело, на шее вздулись вены толщиной с карандаш, руки трясутся. Не приведи бог, инсульт, что тогда?! Полина Ивановна хоть и бывала иногда сердита, но она все же была ее родственницей. На данный момент, единственно оставшейся в живых родственницей. Если не считать мужа Антона, конечно. Но муж, хоть и родня, но все же не кровная. И как слышала Полина, их часто меняют, мужей этих.

— Если знала, то какого черта замуж пошла, Полинка?! — Тетка со слабым оханьем ухватилась за левую грудь. — Достань из комода таблетки, довела все же тетку, довела!

Полина испуганно встрепенулась и кинулась к комоду. Быстро достала из верхнего ящика тюбик валидола, выкатила одну таблетку тетке на ладонь. Дождалась, пока та положит ее себе под язык и сомкнет посиневшие губы, и лишь тогда снова вернулась на диван.

Вот угораздило ее начать этот ужасный разговор именно сегодня. Метеосводки неблагоприятные для людей, страдающих сердечно-сосудистыми заболеваниями, а тут она еще. Не надо было начинать сегодня. Не надо.

А с другой стороны, когда?! Вчера постеснялась, позавчера тоже, неделю назад тоже было совестно. Месяц назад заговаривать об этом вообще казалось неприличным, всего и женаты были с Антоном три месяца, и тут вдруг поднимать тему развода. Как-то нехорошо. И еще вчера вечером не знала, что начнет этот разговор уже сегодня, но после того, что было утром…

Все, решила Полина, она больше не может! Она больше не может видеть над собой его напряженное покрасневшее лицо. Она не может больше раздеваться под его прицельным прищуром и чувствовать себя при этом последней шлюхой. Она не может больше раздвигать ноги и позволять ему рассматривать себя, и слушать его комментарии при этом не может тоже. И шлепки его… Господи, эти ненавистные смачные шлепки по ее попе! Она чувствовала себя при этом не женщиной, не женой, даже не шлюхой, а лошадью, которую шлепают по крупу. Гадкой, грязной кобылой, стоявшей по колено в его словесном навозе.

— Я не думала, теть Полин, что все это будет так ужасно, — тихонько ответила Полина, зажав ладони меж коленок. — Я, наверное, фригидна, да?

— Не мели чушь! — оборвала ее Полина Ивановна чуть потвердевшим голосом. — Нет фригидных баб, есть хреновые мужики. И вообще фригидность эта на психике завязана, а ты у меня психически нормальна. Но не мешало бы быть немного раскованной, дорогая.