Галина Романова - Жизнь нежна

Но вот про то, что Панов, возможно, питал к убитой какие-то чувства, он не удержался, и намекнул осторожно. Так, походя, без особого осуждения. А что, мол, здесь такого? Панов на тот момент был холост. А Зоя? А у нее муж постоянно в разъездах был, у нее тоже объективная причина имелась для того, чтобы заскучать, и скуку эту как-то развеять.

— Так что, господин Прохоров, с ямой? Собирались или нет заливать ее бетоном? — снова пристал к нему Мухин, будто пять минут назад они не об этом говорили.

— Конечно, собирались. Только оградительный короб должен был быть сооружен для коммуникаций. А так… Заливка была плановой.

— А кто вообще этот весь ремонт в боксах затеял? Он так нужен был тогда?

Ага, вот с какого бока решил подойти! Ну, ну, попытайся…

— Про то не ведаю, так как на тот момент работал в фирме всего неделю. — быстро соскочил с вопроса-крючка Прохоров. — Это вам нужно с Хаустовым говорить на эту тему и с Пановым.

— Поговорим, не сомневайтесь, — поскучнел сразу Мухин.

Сунул ему протокол на подпись. Дождался, пока Виталий его прочтет, подпишет, и лишь тогда завизировал ему пропуск.

— Вы все же не уезжайте никуда пока, — попросил он, отпуская его. — В подписке о невыезде необходимости не вижу, но все же постарайтесь никуда без предупреждения не уезжать.

— Не вопрос, Александр Викторович. — Виталий широко улыбнулся, чувствуя себя теперь легко и незапятнанно.

Вышел из кабинета, обрадовался, что в коридоре нет никого, с кем встречаться ему очень не хотелось, это он про Панова так. Потом вышел на улицу, умилился совершенно обыденным вещам, которых еще неделю назад не замечал. Да и с какой стати ему неделю назад было солнечному небу улыбаться или непросохшей луже в крапинках цветочной пыльцы радоваться? Неделю назад этого у него никто отнять лет на десять не мог.

— Ну что там, Витальча? — побеспокоилась за него Вера, позвонила.

— Все нормально, — улыбнулся он себе в зеркало.

— Ты где сейчас?

— В машине, еду на работу.

— Ох, ну, слава богу! Я так беспокоилась, — пожаловалась она с капризными нотками.

А Прохоров тут же завелся. Она же еще и пострадавшая теперь, блин! Ее же теперь ему и утешать придется. А не очень-то и хотелось. Да к тому же у него скоро новый объект для утешения появится.

Полина! Милая, славная, нежная Полина, о ком он грезил день и ночь. Он ведь не забыл о ней. Он думал, мечтал, он фантазировал. Верка глупая, его восставшую из пепла страсть на свой счет приняла. Она же не могла знать, кого именно он ласкал, трогая тело своей жены. Целовал кого, впиваясь в ее губы, тоже не могла догадываться. У Прохорова это уже ритуалом стало: укладываться в кровать чуть раньше Веры, прикрывать глаза и придумывать, придумывать, представлять.

Порой опасался, что, забывшись, Веру Полиной назовет. Пока ситуацию сохранять под контролем удавалось. Но кто знает, как долго это может продлиться.

И вот теперь…

— Все невозможное возможно, — пропел он неприятным фальшивым голосом и рассмеялся. — Ты садись, Антоша, а мы тебя подождем.

Такой шанс выпадает не часто, подумал он тут же. Одним махом устранить сразу две колоссальные проблемы. И готового подозреваемого следователю преподнес, чтобы тот не мучился, не ломал голову, не метался по городу, разыскивая того бригадира. Мог он ведь про Панова промолчать? Мог. Но не промолчал. Почему?

Да потому, что ему на хрен не нужны подозрения какие бы то ни было в свой адрес — раз.

И потому еще, что Полина — милая, нежная, славная — станет очень надолго свободной!!

Выкрутиться Панову из цепких лап матерого Мухина Александра Викторовича будет очень сложно. Очень!!

— Итак, давайте подведем итоги, господа коллеги. Готов выслушать ваши соображения.

Мухин с силой втянул в себя воздух, потом выдохнул, надув щеки. Покачал головой, перелистывая папку с тем, трехлетней давности, делом, и сам первый начал:

— Дело очень сложное, господа коллеги. Очень сложное и запутанное. Три года назад мой юный друг очень скоро успокоился. — Мухин глянул с укоризной на своего зама по отделу. — Он решил, что Хаустова убила своего супруга, прихватила деньги и скрылась в неизвестном направлении.

— Все именно так и выглядело. И свидетели… — попытался оправдаться тот.

— Свидетели против Хаустовой не сказали ни одного дурного слова. Все пребывали в недоумении. Все, включая брата погибшего. — Мухин ткнул пальцем в пожелтевший от времени лист и прочертил острым ногтем под какой-то строкой. — Он казался раздавленным и все время повторял, что никогда бы не подумал, что Зоя способна на такую жестокость. Уже тогда стоило бы задуматься. И не идти на поводу у косвенных улик, коллега!