Наталия Левитина - Сорванные цветы

– А что?

– Я учусь в университете, – воодушевленно понеслась Катерина по лабиринту вдохновенной лжи, – и хотела бы снять комнату. Понимаете, в общежитии просто невозможно! Там грязь, тараканы, замки не закрываются, и целый этаж занимают негры. Представляете? Они запросто могут вломиться ночью. Да и арабы не лучше.

Старушки, обрадованные новым человеком в их ток-шоу, оперативно переварили полученную информацию и взяли Катину сторону.

– Негры! Арабы! – сочувственно закачали они головами.

– А моя внучка учится в Ленинграде, то есть Петербурге, так у них в общежитии вот такие крысы!

– А я сама в магазине недавно поцапалась с негром. По-русски он говорил, как профессор литературы, но наглый до невозможности. Говорит мне, значит...

– А кто у нас живет в десятой квартире?

– Такая толстая, Таня зовут, еще дышит тяжело, – вспомнила одна из бабушек. – Татьяна... Татьяна Кузьминична? Да, вроде бы. Но я ее давно не видела.

– И я.

– И я. Куда же она пропала? Помню, она всегда несла из магазина йогурт. Кефир никогда не покупала, только йогурт. Йогурт дороже. А наш кефир ничем не хуже!

– Точно, она всегда покупала йогурт, – загалдели старушки.

– Пойду еще раз постучу, – сообщила Катерина, – может, она не слышит...

– Какая хорошая девочка, – сказал кто-то, – скромная, вежливая, не то что девицы нынче пошли – хамки!

И старушки моментально погрузились в тему деградации молодежи.

Катя постучала в соседнюю квартиру, номер девять. Через несколько минут щелкнул замок, дверь осторожно приоткрылась, и над натянувшейся цепочкой показалось лицо девушки.

– Извините за беспокойство! Вы не могли бы меня впустить? Я из соседней квартиры, десятой.

Молодая женщина немного подумала, потом отсоединила цепь и пропустила Катерину. Она держала на руках младенца. Квартира была залита солнечным светом, солнечные лучи врывались сквозь распахнутую балконную дверь, от старого паркета поднимались и медленно кружились в воздухе редкие пылинки. На балконе сушились пеленки и простыни.

– Понимаете, я приехала из Краснотрубинска к своей бабушке Татьяне Кузьминичне. Она ваша соседка. Какой красивый у вас ребенок! Так вот, я пошла в магазин, а ключи не взяла, я хотела купить... Да неважно! А сейчас пришла, стучу, а она не открывает. Я так волнуюсь! У нее астма. Может быть, ей плохо, начался приступ, она не может открыть дверь...

– Что же делать? – спокойно спросила женщина. Младенец на ее руках смотрел на Катю, активно пускал слюни и улыбался.

– Вы не могли бы пустить меня на балкон, я перелезу и через форточку заберусь в квартиру. Если не верите, я оставлю свой паспорт. Вот, смотрите...

Катя полезла в сумочку, но женщина остановила ее:

– Не надо. Идите.

От влажного белья пахло свежестью и стиральным порошком.

– Подождите!

Женщина пристроила младенца в манеже, а сама уже несла из кухни табуретку.

– Так вы не перелезете. Вот. Я помогу. Осторожно.

Через три секунды Катя очутилась на соседнем балконе. Сквозь оконные стекла ничего не было видно. Табуретка тоже переместилась вслед за Катериной, Катя вставила голову в открытую форточку и тихо позвала: «Сонечка!» В ответ раздалось радостное мычание.

Женщина вздрогнула. Она снова прижимала к груди ребенка.

– Кажется, Татьяне Кузьминичне действительно плохо. Я ее вообще-то ни разу не видела. Мы недавно переехали.

Катя взобралась на табуретку, уцепилась за раму и, извиваясь, стала внедряться в квартиру через форточку.

В полупустой комнате, привязанная к стулу, с лейкопластырем на лице, который не давал ей произнести ни слова, сидела Софья Викентьевна. Она сделала Катерине знак глазами, что очень рада ее видеть.

– Дверь мы открыть изнутри не сможем, – констатировала Катерина, когда с Сони были содраны путы и лейкопластырь. – Придется опять через балкон.

– Согласна. Только подожди минутку.

Софья Викентьевна порылась в своей сумочке, достала губную помаду и на зеркале, которое вместе со стулом и продавленным диваном составляло всю обстановку комнаты, вывела не очень приличную пунцово-красную надпись. Катя смущенно хрюкнула и стала открывать балконную дверь.

Женщина и малыш в немом удивлении смотрели на Сонечку, когда та в сопровождении Катерины проследовала через солнечную гостиную к выходу. По всем признакам, старушка не только не собиралась умирать от астмы, но была на редкость оживлена и вертлява для своего преклонного возраста.