Нил Олсон - Икона

— Значит, вы уверены? — Отец Иоаннес кивком головы указал на страницы, разложенные на деревянном кухонном столе. — Это та самая икона?

— Я бы не сказал, что уверен. Но это вполне возможно.

— И это ничего для вас не значит?

— Это не меняет самой сути данной работы или того, для чего она предназначалась: исцелять, вселять веру. Думаю, что эта информация объясняет, почему люди, которым известно о ее свойствах, готовы за нее убивать. Икона очень старая, а то, что она написана на досках, скрывающих артефакт, делает ее еще старше и ценнее.

— Вы говорите о куске одеяния?

— Да.

— Смоченном в крови Христа.

Тихое благоговение в словах священника, произнесенных над дрожавшим племенем свечи, вначале напугало, а затем разозлило Мэтью.

— Ну, если вы считаете возможным в это поверить.

— А почему бы в это не поверить?

— Потому что существует бесчисленное множество таких вещей: фрагменты якобы настоящего креста, фаланги пальцев святых, терновый венок, копье Лонгинуса.

— Несомненно, многое из всего этого — подделка. Но вполне вероятно, что многое — подлинно. Икона обладает силой, вы сами это почувствовали. Эта сила откуда-то исходит.

— Из веры, — ответил Мэтью. — Разве не так? Образ вселяет веру, а сила дается Богом. Сам по себе образ не обладает силой. Не больше чем череп Петра или фаланга большого пальца Павла. По-моему, из-за этого у вас возникли серьезные разногласия тысячу с чем-то лет назад. Иконоборчество. Уничтожение образов. Я, конечно, их не поддерживаю, но в этом что-то было. Они хотели провести грань между proskynesis — культом иконы и latreia — истинным почитанием самого Бога. Так ведь?

Иоаннес поставил стакан на стол.

— Эта лекция была излишней. Я понимаю, что вы хотите сказать, но ваши рассуждения неверны. Конечно, икона — это всего лишь дерево и краска, сами по себе ничего не стоящие. Нельзя сравнивать их с кровью Спасителя. Даже мощи святого нельзя с ней сравнивать. Мы имеем дело с сущностью самого Христа — вот где проходит граница. Нет ничего более ценного, ничего более ужасного.

— Хорошо, я ошибся. Но почему мы должны считать, что это подлинная икона? Известны по меньшей мере две иконы, имеющие отношение к одеянию Марии. Обе они утеряны. Эта икона не подходит под известные мне описания тех двух, утерянных. Значит, теперь у нас появилась третья икона, о которой никто ничего не знает?

— О ней знали. Об этом свидетельствует тот отрывок из Теодороса, который я вам оставил. Просто это знание было утрачено.

— А откуда слепой Теодорос узнал историю, более никому не известную? Почему она не упоминается в других исторических источниках?

— Те времена почти не описываются в сочинениях историков, поэтому очень часто приходится полагаться на единственный источник.

— В таком случае почему мне никогда раньше не встречался этот отрывок, хотя я изучил Теодороса вдоль и поперек?

— Его нет в обычных переводах. Он был найден восемьдесят лет назад в очень старом списке с манускрипта в Центральной Европе, по-моему, в Вене, человеком по имени Мюллер. Через несколько лет тот поехал в Грецию, чтобы приобрести эту икону. Но ему это не удалось. Священник, с которым он пытался вести дело, усомнился в его побуждениях и поделился своими сомнениями с односельчанами, в частности с вороватым церковным служкой. Парень выкрал у Мюллера бумаги и отдал их на хранение в соседний монастырь. У сына Мюллера, фашистского офицера, также имелись копии этого документа — во всяком случае, он был знаком с их содержанием. Позже он тоже приехал в Грецию. Мне кажется, вам знакома эта история.

Мэтью кивнул. Священник знал все, что было известно Мэтью, и еще сверх того.

— И вы прочитали эти страницы в монастыре.

— Да.

— Хорошо. Предположим, Теодорос правдиво описал известные ему факты. Пусть этот кусок одеяния Марии действительно находится в иконе. Но нам придется принять на веру и то, что Елена привезла из Иерусалима именно одеяние Марии. Однако у нас большой разрыв во времени — более трехсот лет. У кого хранилось одеяние все эти годы? Кто может доказать его подлинность? И кто, продержав его так долго, вдруг решил отдать его матери языческого императора?

— Арабы. Какая им была разница?

— А почему одеяние было у них?

— У них был и крест — они отдали его ей.

— Опять же, если вы хотите в это верить.

Пламя свечи заколебалось, и Мэтью вдруг понял, что это его неровное дыхание заставляет огонек бешено плясать. Иоаннес, смотревший на пламя свечи, поднял руки, сдаваясь.