Александр Звягинцев - Швейцарские горки

— Скажите, а Анна жила у вас?

— Нет, в гостинице, но два раза мне удалось уговорить ее переночевать у меня.

— От нее ничего не осталось? Может быть, какие-то бумаги, документы…

— Она же была такой аккуратисткой. После нее в комнате можно было не убираться — никаких следов.

Ледников задумчиво обвел глазами комнату. На столике у окна лежал закрытый ноутбук.

— Женя, а вашим компьютером она не пользовалась?

— Да, как раз когда она первый раз осталась на ночь. Сказала, что ей надо найти кое-что в интернете.

— Вы не помните, какой это был день?

— Кажется, одиннадцатое…

— Я посмотрю компьютер с вашего разрешения?

Женя посмотрела на него непонимающе.

— Я хочу посмотреть, какую информацию она искала, — терпеливо объяснил Ледников.

— Это может быть важно.

— Пожалуйста, конечно.

Через журнал посещений он открыл список сайтов, на которые заходили с этого компьютера две недели назад. Он был совсем невелик. Все сайты были найдены через Google. Значит, искали какую-то конкретную информацию…

— Вы часто пользуетесь интернетом? — поинтересовался он у Жени.

— Очень редко. В основном почтой. Ну, иногда захожу на российские сайты. А в тот день я в интернет вообще не заглядывала — у меня страшно болела голова.

Ледников почувствовал необходимость остаться одному.

— Вы не сделаете кофе? — повернулся он к Жене.

Она молча кивнула и вышла.

Итак, что Разумовская могла искать? Что ее интересовало? Выяснилось это очень скоро. На всех сайтах она смотрела материалы, связанные с заявлениями сенатора Генриха Фрая по делу семейства Винеров, отца и двух его сыновей. Сенатор обвинял швейцарские власти в том, что они отказываются назвать причины, по которым был уничтожен архив Винеров, — их подозревали в контрабанде ядерными технологиями со странами-изгоя-ми. История была действительно непонятная…

Вернулась Женя с чашечкой кофе на подносе.

— Женя, вы знаете, как добраться до места, где погибла Анна?

— Вы хотите туда поехать?

— Да.

— Это за городом, совсем недалеко, если на машине. Берн вообще небольшой город.

— Да уж не Москва.

— Давайте я вас отвезу, — неожиданно предложила Женя.

— Ну, если это вас не затруднит…

Ледников предпочел бы отправиться туда в одиночестве, но и отказываться смысла не было.

— Я только оденусь и выключу свет, — сказала Женя.

Она вернулась через минуту. На ней была короткая кожаная куртка с тисненой надписью на спине. Вместе с драными джинсами она составляла ансамбль, который как-то не вязался с образом безответной жертвы, которой ему до встречи представлялась Женя.

Когда выехали на улицу, Ледников заметил, что сосед напротив по-прежнему сосредоточенно возится со своей изгородью. На повороте Ледников оглянулся. Теперь мужчина говорил по телефону, глядя им вслед. Наверное, все-таки решил настучать в полицию о подозрительном субъекте.

Надо сказать, Женя вела свой «фольксваген-гольф» неожиданно уверенно. За рулем она словно переменилась. Ледникову вдруг на мгновение даже показалось, что он едет с Разумовской, которая в машине всегда чувствовала себя не меньше, чем царицей.

— Меня водить машину учила Аня, — словно угадав его мысли, сказала Женя. — Она объяснила мне, что машину надо чувствовать, а главное — не бояться. И тогда она тебя примет.

Ехать, как оказалось, надо было минут двадцать.

Берн закончился уже минут через пять, за окном замелькали привычные швейцарские красоты, а Ледников погрузился в мысли, что сейчас он окажется на месте, где погибла Разумовская. В голове по-чему-то нескончаемо крутилось знаменитое восклицание из Мольера «Ти l'as voulu, Georges Dandin!»

Ты этого хотел, Жорж Данден!.. Но не для того, чтобы хлюпать носом и вздыхать. На месте преступления надо работать. Внимательно, сосредоточенно, дотошно, стараясь ничего не упустить. Конечно, времени прошло слишком много, там уже и следов никаких, возможно, не осталось, но тогда надо попытаться представить себе картину события, проиграть ее шаг за шагом…

Машина резко затормозила.

— Это там, — тихо сказала Женя. — Вот на этом повороте… Я подожду вас здесь.

Она очень деликатная, отметил Ледников, понимает, что ему хочется побыть одному. Но говорить ничего не стал.