Игорь Николаев - Год Ворона

Гляжу на себя в исцарапанную и мутную поверхность. После нырка не только мозги на место встали. Прическа и та пришла в относительный порядок. Правда, волосы отросли и лезут на уши. Блин, и стригся-то не так давно. Месяца не прошло. А рожа заросла как у моджахеда. Еще пару дней, и можно смело записываться в дервиши. Если они белобрысыми бывают.

Пытаться сбрить это намордное безобразие древним, как дерьмо мамонта, "Харьковом" не вариант. С другой стороны, чтобы скоблиться безопаской, нужно минимум одно новое лезвие и горячей воды побольше, а то морда начнет облезать, как у шелудивого. Но ничего из списка у меня нет. И руки дрожат. Мелко, но противно.

Кстати о птичках, то есть о руках. Правая начинает ощутимо саднить. То есть болела-то она, похоже, и раньше, но сейчас я ее разработал, и боль из тупой и постоянной стала дерганой, колющей. Да уж - под костяшками чернеет сплошной синяк. А это уже серьезно и плохо. Если я кого-то так приложил, и до сих пор менты дверь не ломают, значит, что где-то в городке имеется не обнаруженный или еще не опознанный труп. Убитый тяжелым тупым предметом. То есть мной.

Хотя, конечно, перед кем я понты кидаю, как персидскую княжну в набежавшую волну?.. Чтобы убить человека голыми руками, нужна совсем другая форма.

Снова смотрю на свое отражение в мутном надколотом зеркале и понимаю - нет, убить точно не мог. Вот отпиздить - это да. А наглухо положить - крайне сомнительно. Правильный бой с бухлом не дружит. А вот я как раз дружу, самозабвенно, так сказать. С бухлом, в смысле. С синькой, как ту говорят...

В общем, не стоит дергаться раньше времени. Будем переживать проблемы по мере их поступления, а не загодя. Вечером в "Ласточку" наведаюсь, все и узнаю. Товарищи по-любому расскажут. Такая информация по городку разнесется мгновенно. Он у нас маленький...

Бросаю прощальный взгляд на свою хмуро-помятую физиономию, и под несмолкающие фальшивые стенания общипанного "Орла" иду одеваться.

И ведь к этому птицу народ, оказывается, ходит. Запись-то концертная, с длинными проигрышами, заунывным подпеванием зала, с бесконечными "бис!" и прочими аплодисментами. Минут десять точно тянется, и заканчиваться все никак не собирается. Я уже штаны нашел, а она все нудит и нудит. И мерзко же как. Гестаповцы оценили бы. Как это ... вербальное средство дознавания, во!

Закрываю дверь в квартиру, благо открывать ее не требуется, это я обычно вечером забываю. За спиной хлопает скрипучая дверь подъезда. Зябко ежусь. Интересно, вот отчего так сложилось, что в здешних краях по утрам так сыро даже летом? И холодно, как осенью. Хотя, нет, понятия "холодно" нет. Бывает свежо, очень свежо, и так свежо, что ну его нахер. Нынче вторая стадия. Или это меня с бодуна трясет?

Впрочем, и от уличного "очень свежо" есть польза. Прохлада, будто огуречный рассол, глушит набат в голове и морскую болезнь в желудке. Жрать, правда, начинает хотеться, но и это с моей работой дело поправимое.

Выруливаю со двора на улицу и громко матерюсь. Долбаная песня, походу, будет преследовать до конца дня - теперь она исторгается из форточки на первом этаже.

Балы, красавицы, лакеи, юнкера

И вальсы Шуберта, и хруст французской булки

Любовь, шампанское, закаты, переулки

Как упоительны в России вечера!

Скрипя зубами от бессильного отвращения и борясь с желанием запиздячить в окно кирпичом, бреду дальше, чуть пошатываясь в такт музыке. "Как упоительны..." Хер там, "Как отвратительны!"

Ненавижу всех. И все. А особенно, то, что вокруг. И ровные ряды пятиэтажек по правой стороне улицы, и разнокалиберные хатки частного сектора по левой. Ненавижу оставшиеся за спиной ворота КПП бывшего военного аэродрома... Даже сереющий вдали бюст знаменитого космонавта, которого угораздило родиться в этой дыре, и то ненавижу. Хотя, он точно последний, кто виноват в моем паршивом настроении и самочувствии...

Через месяц дети получат первые двойки. И будет ровно год, как я здесь обретаюсь. Яду мне, яду! Грамм сто, а лучше двести! Иначе до рабочего места не дойду, сдохну по дороге. И буду валяться под бюстом. Изображая памятник космонавтам, не выдержавшим испытание центрифугой. Не дождетесь! От дома до работы пять минут. Даже моим нынешним нетвердым шагом раненого во все четыре ноги африканского буйвола.

Народу на улице мало, считай, и нет никого. Но из встречных и обгоняющих здороваются почти все. В городке, даже если считать окрестные деревеньки, от силы семь-восемь тысяч человеко-единиц. Естественно, что все друг друга знают.