Марина Серова: Девушки любят похолоднее

Валентина рассказала, что сначала начать уборку они договорились еще во вторник. Узнав, что Гуля посажена под домашний арест, Лена помчалась в студию. Ее не было целый день, а вечером она позвонила и сказала, что будет ночевать у Жени Ножкиной, поклявшись, что завтра утром обязательно приедет и целый день будет заниматься домашними делами. А в среду приехала только к обеду, сказала, что всю ночь они болтали, поэтому она проспала, но активно включилась в уборку, поэтому Валя решила не ворчать, чтобы сестра не сбежала опять.

Я уже прощалась с Валентиной, когда в вестибюль вышел врач и сказал Прянишиным: положение серьезное, но надежда есть. Порадовавшись этому сообщению, я задумалась, что делать дальше. Время позднее, поэтому я решила поехать домой отдохнуть, но сначала проверила, ночевала ли Лена у Ножкиных. На мой вопрос по телефону Женя помялась, но призналась, что Лена просто попросила прикрыть ее перед сестрой, а на самом деле ночевала у молодого человека. Кто он, Женя не знает.

Выяснение, где же Лена провела ночь накануне убийства Светланы Измайловой, я решила отложить до утра. Стрелки часов приближались к половине третьего, значит, опять мне как следует выспаться не удастся. Смирившись с этой мыслью, я прибавила скорость и через полчаса уже обнимала подушку. Сказалось напряжение последних дней: проснулась я поздним утром (стрелки настенных часов, висящих напротив кровати, показывали одиннадцатый час) и не сама, а от телефонного звонка: Кирьянов очень недовольным тоном приглашал меня срочно прибыть в отдел.

Прежде чем отправиться в любимую милицию, я скинула с диктофона в компьютер запись вчерашних бесед с Еленой Прянишиной и Алиной Светловой – пообещав Манарову не сообщать лишний раз о том, какие неприятные письма он получал по своей электронной почте, я собиралась и дальше это обещание выполнять. Сами фотографии тоже брать не стала. А вот запись, которую передал «жучок», находившийся в сумочке Елены Прянишиной во время аварии, подчиняясь какому-то шестому чувству, в диктофоне оставила, как и разговор с самой Еленой. И буквально через сорок минут убедилась, что своему предчувствию доверяю не зря.

Когда я вошла в кабинет подполковника Кирьянова, он разговаривал по телефону. Взгляд, который он кинул на меня, можно было бы назвать предгрозовым.

И гроза разразилась.

– Ты же клялась, что не будешь заниматься этим убийством! – Тон, которым разговаривал мой друг, мне не понравился, поэтому я с ходу перешла в нападение.

– Господин подполковник! Вы ничего не перепутали? Вы разговариваете не со своим подчиненным, а с красивой женщиной!

– Ты, когда профессию выбирала, помнила, что к женщинам относишься?

Ой, он еще и хамить начал. Видно, правда, что-то случилось.

– Мне не нравится формулировка «относишься к женщинам». Пожалуйста, выбирай выражения. Например: «Относишься к лучшей половине человечества».

Кажется, скоро я пожалею о том, что взяла такой тон. Лицо моего друга наливалось краской – еще инсульт хватит, говорят, он все чаще случается у молодых мужчин. Я решила сбавить обороты:

– Киря, ну ладно тебе, расскажи спокойно, что случилось.

Кирьянов ничего говорить не стал, а просто протянул мне лист бумаги. Это оказалось заявление, в котором Максим Куркин обвинял меня в доведении до самоубийства Елены Прянишиной.

Я внимательно прочитала текст. Потом еще раз.

– Горячо, – произнесла я задумчиво. – Видно, у парнишки рыло в пушку, раз он решил избавиться от меня вашими руками.

– Рассказывай, – потребовал Кирьянов.

– Ничего особенного я не сделала, – решила я приоткрыть подполковнику ход расследования. – Мне захотелось поближе познакомиться с Алиной Светловой и Еленой Прянишиной. Задала несколько вопросов, Светлана спокойно ответила, а вот Елена совершенно ничего не сказала, запсиховала и убежала из студии. Вслед за ней рванулся Куркин. Не хочешь послушать их разговор? – Я достала диктофон и включила.

После прослушивания Володя вызвал оперативника, ведущего дело об убийстве Светланы Измайловой, передал ему заявление Куркина и велел оформить изъятие у меня диктофона как улику.

Я не стала сильно возражать против изъятия записывающего устройства: улика так улика, хотя можно было бы просто скинуть файл с записью разговора, а прибор вернуть мне, ведь пригодится в дальнейших расследованиях. Но решила, что Манаров вполне способен оплатить мне покупку еще одного диктофона. А этот рано или поздно вернут. И у меня будет два полезных прибора.