Наталья Александрова: Шаг над пропастью

Ученики мгновенно затихли: они ждали, что он заговорит.

И он заговорил:

– Меркурий посетил дом Ганимеда… Полярная звезда в третьей четверти… Волопас убывает, а Волосы Вероники на подъеме… Туманность Андромеды поменяла свой узор… Пять великих светил сложились в священный символ пентаграммы. Это случается раз в четыреста лет. Наступают удивительные дни, когда может открыться доступ к источнику великой силы, к священному артефакту моего далекого предка. Мы не должны пропустить этот момент. Я получу священный артефакт, чего бы это ни стоило.

Алоиз замолчал ненадолго, словно вглядываясь в звездный узор своими незрячими глазами. На его смугло-желтое лицо набежала легкая тень, и он добавил значительно тише:

– Одно только смущает меня… Альфа Денеба выбивается из общей картины. Есть какая-то сила, которая может мне помешать. Есть какой-то человек… женщина… и от нее многое зависит. Слишком многое. Без нее… впрочем, это не важно. Наоборот, это даже хорошо – мы используем ее, она станет нашим орудием.

Алоиз взмахнул рукой, словно поставил точку, и опустил незрячие глаза, обвел ими своих притихших учеников, проговорил с оттенком усталости и раздражения:

– Все свободны. Позднее я свяжусь с теми, кто мне понадобится. Я сам сообщу вам о новой встрече.

Ученики послушно разошлись, покинули галерею. Только Ирина задержалась, подошла к Алоизу и озабоченно спросила его:

– Я чувствую, что тебя что-то беспокоит. Все не так просто, как ты сказал остальным?

– Ерунда! – Алоиз поморщился. – Эта женщина… от нее действительно очень многое зависит. Без нее не удастся получить доступ к артефакту. Но мы с ней справимся, она станет нашим орудием. Нашим послушным орудием.

…На этот раз я просыпалась медленно, словно каждая клеточка моего тела ждала своей очереди. Вот ушел сон, и уши обрели способность слышать. Хотя слышать было нечего, вокруг стояла глубокая, вязкая тишина, как под водой. Одновременно я ощутила холод в правой руке. Не открывая глаз, я подвигала локтем. Вроде бы помогло, но теперь руку что-то немилосердно кусало и кололо. Я попыталась повернуться, и тут же в уши врезался жуткий скрип.

Голова мгновенно взорвалась резкой болью. Но, как ни странно, от этой боли в ней, в моей больной несчастной голове, несколько прояснилось. И я поняла, что, как ни откладывай неприятное дело, его придется выполнить, а именно: нужно открыть глаза. Я полежала еще немного, собираясь с духом, и наконец приоткрыла глаза. И тут же с глухим стоном закрыла их снова.

Ничего не изменилось за ночь. Я нахожусь все там же – в ужасной комнате, оклеенной жуткими обоями в розовый цветочек, с окном без занавесок и с железной дверью. С первого взгляда кажется, что дверь выходит прямо на улицу, но нет, в последние несколько дней я поняла, для чего прежние жильцы поставили именно такую дверь, а не обычную, межкомнатную.

Не открывая глаз, я села на кровати, которая снова издала жуткий ревматический скрип. Потому что это не обычная деревянная кровать, а старое железное чудовище, с пружинами, которые невыносимо скрипят, когда чуть двинешься. Лет пятьдесят назад школьники сдавали такое в металлолом. В комнате вообще нет никакой мебели, только несколько картонных коробок с остатками моих вещей, да еще старая табуретка, которую мне дала дворничиха тетя Люся – добрая душа.

Что ж, дальше тянуть нельзя. И я решительно открыла глаза.

По выражению ослика Иа-Иа, и тут ничуть не лучше. Я ощупала руками лицо, потом плечи. Вроде бы все цело. Что ж, нужно начинать новый день. Еще один день в череде таких же отвратительных дней, которые выдаются у меня в последние три месяца.

Хотя, видит Бог, совершенно не понимаю, зачем его начинать. Не лучше ли оставить все как есть, накрыться с головой колючим, пахнущим нищетой и дезинфекцией одеялом и лежать, лежать…

М-да-а… человек может четырнадцать дней жить без еды. И два дня без воды. А мне уже сейчас хочется пить. А еще умыться и все такое прочее. И ничего тут не поделаешь, придется вылезать из окопа.

Я натянула старые спортивные штаны и майку, затем подошла к двери и прислушалась. Тишина – как в могиле.

Я осторожно повернула ключ в двери и высунула голову в коридор.

«Мамай прошел!» – говорит та же дворничиха тетя Люся, и в данном случае я с ней совершенно согласна.

Коридор в этой квартире длинный и узкий – «кишкой», как говорят, в него выходят двери комнат и туалета. А в ванную вход из кухни. Ничего странного, дом старый, ванну поставили уже потом, для этого отгородили кусок кухни.