Софи Ханна - Полужизни

Но если ты хотел напугать Мэри, то этого не требовалось. Она панически тебя боится, настолько, что регулярно вызывает в Гарстед-коттедж полицию и заставляет проверять, не затаился ли ты там, готовый отомстить и покарать. Джемма Краудер ее ничуть не волнует: для Мэри это возмездие. Глумление над твоими картинами – вот что терзает ее больше всего. Она их названия спокойно слышать не может, поэтому так отреагировала, когда в галерее Сола я спросила, кто такой Аббертон.

На выставке в Александра-палас ты заставил меня описать картину, которую я видела на стенде “Тик-так”, – контур человеческой фигуры, непонятно, мужской или женской, заполненный клочьями цветной марли. “Марлей” были останки твоих полотен. Ты требовал “Аббертон” в доказательство того, что я не вру и действительно видела картину, или ради тех клочьев? Наверное, по обеим причинам».

Снова хруст размозженной кости.

– Прекратите! – требует Уотерхаус. – Разве можно так над собой издеваться?

– А что? Я же не левой рукой пишу.

«Когда я получила от Сола адрес Мэри, ты так посмотрел... Лишь тогда ты понял, что она поселилась в твоем старом доме – там, где была убита настоящая Мэри Трелиз. Ты понял, что я не лгала и узнала адрес от Сола, только человеку либо веришь, либо нет. А после моей реакции на признание в убийстве ты не верил в мою безоговорочную любовь».

– Потерпите, Рут, «скорая» вот-вот приедет!

Это голос Уотерхауса. Меня волнует одно: жив Эйден или нет. Почему Уотерхаус не говорит?

– Вы не так умны, как думаете! – заявляет Мэри. – Я ехала за вами до самого Лондона. Вы преследовали Сида, я – вас. Вы привели меня прямо к дому Джеммы Краудер.

– Это вы ее убили.

– Не я, а Сид. – Мэри знает, что я не в силах ее одернуть, и упивается безнаказанной ложью.

– У вас в руках молоток, которым вы выбили ей зубы и вколотили в десны золотые крючки.

– Зачем мне ее убивать? А вот Сид хотел отомстить за подружку! Любой бы захотел!

– Если в понедельник вечером пистолет был у Сида, как же он на пулю нарвался? – спрашивает Уотерхаус и, не получив ответ, интересуется: – На это нечего сказать, да?

– Я не отрицаю, что стреляла в него! Я говорю, что не стреляла в нее. А вы явно не Шерлок Холмс! – зло отмечает Мэри. – Что же, чудеса дедукции от вас и не требуются, я сама все объясню.

– Сделайте милость!

– Так, с чего начать? Джемму и Стивена Эйден открыл самостоятельно. Рут не говорила ему ничего. Вот тебе и близкие люди! Разве у их романа есть будущее? С другой стороны, если Рут желала хранить тайну, зачем столько памяток о той трагедии оставила? Впрочем, людям это свойственно, вы в курсе?

– Нет.

Их разговор доносится словно издалека. Как будто где-то бормочет радио.

– Под кроватью Эйден нашел целую коробку с материалами о процессе над Джеммой Краудер.

«Когда?» – спросила бы я, если бы хватило сил. Впрочем, догадаться нетрудно: переехав ко мне, Эйден наверняка обшарил Блантир-Лодж в поисках доказательств моего союза с Мэри.

– Потом залез в Интернет и разыскал материалы о нападении на Рут и так далее. Однако имя Джеммы Краудер всплыло и в другом контексте – на квакерских сайтах. Так Эйден выяснил, какие собрания она посещает, стал на них ездить и втираться в доверие, чтобы выяснить, та ли это Джемма Краудер, которая едва не убила его подружку.

– Все это Эйден выложил под дулом пистолета?

– Не захотел бы – не рассказал. То же самое со мной: рассказываю, потому что хочу, а не по какой-то иной причине! – с презрением заявляет Мэри. – Короче, Эйден все понял, лишь когда Джемма обмолвилась, что жила неподалеку от Линкольна. Он спросил, зачем Краудер переехала в Лондон, – хотел проверить, изменилась ли она. Если бы изменилась, то сказала бы и что сделала с Рут, и как сильно раскаивается. По крайней мере, упомянула бы тюрьму, хоть мельком. Ничего подобного! Краудер солгала: в Лондон, дескать, приехала, чтобы сменить обстановку и начать жизнь с чистого листа. Вам известно, что она устроилась в центр альтернативной медицины? – Мэри хохочет. – Вот так целительница! Чертова лицемерка, без нее на земле чище будет!

– Зачем он отдал Джемме Краудер вашу картину? – спрашивает Уотерхаус.

Тишина. Или... или разговор продолжается, а я не слышу? Наконец раздается голос Мэри. Господи, какое облегчение!

– Эйден заявил, что Джемма и «Аббертон» друг друга заслуживают! Словно... словно картина – носитель собственной морали и может что-то заслуживать! – Мэри плачет. – Вечер понедельника задумывался как последняя встреча и с Джеммой, и со мной. Ни о ней, ни обо мне он больше слышать не желал. Дескать, подарил Джемме «Аббертона», потому что так «справедливо», и тем самым ставил крест на нас обеих.