Чингиз Абдуллаев - Разорванный август

Ремарка

«После первой, сравнительно сдержанной официальной реакции в Бонне на события в Москве, объяснявшейся скудными сведениями о происходящем, в парламентских и правительственных кругах ФРГ быстро сформировалась единая и однозначная позиция, совпадающая с оценками президента США и лидеров других стран Европейского сообщества, – не признавать членов «самозваного чрезвычайного комитета», сформированного «в нарушение всех конституционных норм».

Утром двадцатого августа танки начали перемещение, словно демонстрируя свои агрессивные намерения. Ночью Ельцин и собравшиеся вокруг него политики остались в Белом доме, устроившись на диванах и стульях. Ельцин обнаружил, что среди его сторонников много людей в нетрезвом виде. Он выругался и приказал убрать алкоголь из буфетов Белого дома. Следует отдать должное Борису Николаевичу, в такие минуты он интуитивно чувствовал, как надо себя вести. Убрал алкоголь из буфетов, отказался прятаться в американском посольстве, выступил на танке с обращением.

В администрации союзного президента все сотрудники вышли на работу уже утром девятнадцатого. О подготовленных документах ГКЧП многие из них уже знали. Некоторые знали и о поездке группы сотрудников в Форос к Горбачеву, хотя подробности были никому не известны. И конечно, все смотрели пресс-конференцию, на которой так жалко и глупо выглядел Янаев. Мнения сотрудников разделились. Одни считали, что ничего хорошего из этой затеи не получится, а другие полагали, что только такими методами можно спасти страну.

Дубровина сразу и решительно поддержала введение чрезвычайного положения. Она считала это единственным и правильным выходом. Тулупов не верил в эффективность подобных мер, а выступление Янаева вызвало у него целый каскад иронических замечаний по поводу лидеров, которые не умеют себя вести и вообще нормально разговаривать. Кирилл Снегирев был резко против, настаивая на том, что без подписи самого президента о сложении своих полномочий или передаче их вице-президенту в случае своей временной нетрудоспособности, любой указ ГКЧП является незаконным и неправильным. Дубровина резко замечала, что сам Снегирев готовил подобные документы. Кирилл оправдывался, что готовил документы для самого президента, а не для других лиц.

Из Ленинграда звонила его двоюродная сестра, которая рассказывала о том, какие грандиозные митинги проходят в Северной столице в поддержку Горбачева, а торгующие матрешками продавцы зарабатывают месячную выручку на товаре, где изображен президент со своим характерным родимым пятном на голове, мотивируя это тем, что скоро таких предметов уже не будет.

Дубровина возмущалась, что члены ГКЧП не принимают никаких действенных мер против собравшихся у Белого дома демонстрантов. Биржи остановили работу, и вышедшие на улицу в знак протеста сотрудники пронесли по всему городу огромный российский флаг.

Сафаров не вмешивался в споры своих коллег. Он не рассказывал о том, кто именно летал с ним в Форос и о чем говорили с Горбачевым отправившиеся туда члены делегации. Он не знал всех подробностей, так как не заходил в кабинет, когда Горбачев разговаривал с приехавшими, но из реплик Шенина и Болдина, Плеханова и Медведева понял, что Горбачев отказался визировать уже подготовленные документы. И поэтому тоже считал создание Комитета не совсем легитимным, так как не была соблюдена правовая форма отстранения главы государства от должности. Это мог быть либо импичмент, либо постановление съезда народных депутатов СССР, избравших Горбачева, либо его собственное заявление. С другой стороны, он понимал, насколько сложна ситуация в стране и как необходимо было создавать подобный Комитет. Понимал и ущербность Союзного договора, после подписания которого СССР превращался в СНГ и фактически разрушался как единое и цельное государство.

Девятнадцатого августа он ушел домой в девятом часу вечера. На улицах и в метро все обсуждали происходящие события. Люди были возбуждены, взвинчены, некоторые всерьез опасались столкновений, споры иногда перерастали в драки. Когда он появился у своего дома, то вспомнил, как на него здесь напали, и подумал, что сейчас весь город находится в таком ощущении, ожидая, когда на них нападут. И он не знал, как ему реагировать на создание ГКЧП. У себя в квартире Эльдар принял душ и сел у телевизора, когда позвонили из Баку. Родные хотели знать, что происходит в Москве.