Наталья Андреева - Пристрелите нас, пожалуйста!

С этой минуты Ваня уже никуда не торопился. И теперь ему стыдно было признаваться, почему он проторчал в подвале так долго.

Он, как ребенок, стал играться со всей этой роскошью: включать и выключать свет, сначала верхний, потом подсветку в бассейне, пробовать на вкус воду, трогать пальцем свисающие со стен «сталактиты» и «плесень», открывать и закрывать дверь в сауну… Даже снял ботинки и босиком прошелся по резиновой дорожке. Ваня вовсе не спешил искать в холодильнике икру, как велела хозяйка. Он вдруг размечтался: вообразил себя хозяином всей этой роскоши и заважничал. Сюда можно пригласить подружку. Нет же, не подружку, зачем она нужна? Девушек гм-м-м… Из модельного агентства. Двух. Нет, трех. Выбрать по каталогу. Ваня даже представил, как он сидит в кресле нога на ногу и листает каталог с красотками. На нем шикарный костюмчик, на девочках ничего нет. Он босс. Он выбирает. Одна брюнетка, одна блондинка, одна рыжая. Их привезут сюда на лимузине с охраной. Они приедут, увидят эту роскошь и… зауважают его. Вот. Потому что он босс. Ваня включил весь свет, какой был, уселся на бортик бассейна и стал мечтать.

Как и все молодые люди, Ваня мечтал вовсе не о трудовых подвигах, а о красивой жизни. О том, чтобы быть олигархом, иметь пять шикарных яхт, чтобы вокруг вились красивые женщины и была бы машина с откидным верхом. Ваня почему-то долго не мог запомнить слово «кабриолет». Наверное, потому, что ему, этому кабриолету, неоткуда было взяться в скромной Ваниной жизни. В беспросветных серых буднях, которые не скрашивал даже Ванин успех у женщин среднего и более старшего возраста. Сам Ваня обращал внимание только на ровесниц и тех, кто был младше него. К таким, как Ульяна Федоровна Телятина, он обращался исключительно на «вы», мог донести сумки из машины до дверей дома или квартиры, но ему и в голову не пришло бы туда зайти на «чашечку кофе». Он даже от чаевых отказывался. Мама так его воспитала: старость надо уважать. Для всех двадцатилетних сорок – это уже глубокая старость, и все они уверены, что до нее не доживут.

Ване нравились ровесницы, а ровесницам нравились состоятельные мужчины без жилищных и материальных проблем. Ваня был красивым мальчиком, милым и хорошо воспитанным, но на день рождения он дарил шоколадки и плюшевых мишек. Поэтому ровесницы целовали его в щечку, говорили спасибо и садились в машины, где сидели лысые толстяки. И уезжали. Ване это было обидно, и он мечтал о том, как было бы, если б…

Его мечты начинались так: я буду заниматься бизнесом… Дальше появлялось большое туманное пятно, из которого в итоге выплывали и яхты, и девочки, и этот, как его? Кабриолет. Но не было конкретики. Промежуточного этапа: что это за бизнес и почему он должен принести такой успех?

Если у мечты есть конец, но нет начала, то это утопия. Человек, который в красках вообразил результат, но не в состоянии представить процесс достижения оного, всю жизнь так и пролежит на диване в грезах. Так и будет ждать, пока судьба даст ему шанс. Он и умирать будет с мыслью: а вдруг это еще не конец? Не может все вот так бездарно закончиться. А как же шанс? Вот сейчас он прилетит, волшебник на голубом вертолете, и бесплатно покажет кино.

Ваня догадывался, что шанс у него появился именно сегодня. Только не смог понять: как его использовать? Что надо сделать, чтобы стать обладателем такого же дома? Такой же машины? Такого счета в банке? Ваня потому и предложил спрятать тело Кристины, скрыть ее присутствие в доме. За это он рассчитывал получить с Аркадия Телятина деньги. На дом их, конечно, не хватило бы, на машину тоже, но хватило бы на поездку за границу. В Турцию. Или в Египет.

Все неудачники начинают с поездки за границу. Вкладывают первые серьезные деньги не в развитие бизнеса, а в свои удовольствия. Дальше они уже думают только об удовольствиях, это и становится смыслом их жизни, а вовсе не работа. Работа не любит, когда к ней относятся несерьезно. Все же она первична, а удовольствия вторичны.

Ваня думал об удовольствиях, когда предлагал избавиться от тела, и данным ему шансом воспользовался другой. Ваню тут же сделали мальчиком для битья, а потом и в самом деле ударили. Не только морально, но и физически. Было очень больно.

Сейчас Ваня лежал на низком диване и плакал. Ему некого было стесняться, он оказался здесь совсем один. Его избили и бросили. Он думал о том, что мир жесток и нет в нем справедливости.

А почему в мире зла больше, чем добра? Может быть, и поровну, но ощущение создается, что зла больше. Ведь дети любви вырастают слабыми, а дети ненависти сильными. Первые живут тихо, не любят конфликтовать, о них в основном молчат, и они о себе молчат, зато вторые становятся героями новостей, ведь на первых полосах газет в основном печатают гадости. Зло кричит о себе во весь голос, и о нем кричат. Вроде бы для профилактики. Для того, чтобы его стало меньше. А получается эффект эха. И зло только множится.