Марина Серова - Осыпь меня золотом

– Где же вы с ним познакомились? – продолжала удивляться я.

– Под Воркутой, – односложно ответил Николай Иванович и свернул тему, подходя к столу почему-то с двумя чайниками в руках. – Сейчас заварится, и попьем, – сказал он и, покосившись на меня, спросил: – Я закурю, не возражаете?

– Нисколько, – покачала головой я. – С вашего позволения я тоже закурю.

Куропаткин пожал плечами, поднося мне зажигалку. Сам он, к моему удивлению, закурил «Беломор», стряхивая пепел в жестяную пепельницу. Николай Иванович был некрупным, но жилистым мужчиной, с коричневым загаром, словно въевшимся в его лицо. Глаза серо-голубые, умные и цепкие. Начавшие седеть волосы гладко зачесаны назад. Его нельзя было назвать красавцем-мужчиной в привычном смысле этого выражения, однако выглядел он очень импозантно. И костюм с торчавшим из кармана белым уголком платка усиливал это ощущение. При этом в нем сочетались несочетаемые на первый взгляд вещи. Хороший дом – и в нем разнородные предметы. Такие, как, к примеру, дорогой камин и дешевая самопальная пепельница, современная техника и антикварное кресло… Травяной чай вместо какого-нибудь из сверкающей коробочки, «Беломор» этот опять же. Да и сам Николай Иванович, несмотря на элегантность внешнего вида, хранил в себе черты лесного жителя или егеря. Несмотря на то что от него исходил запах одеколона, мне чудилось, что от него тянет костром, морозной хвоей, лесными ягодами и жареной дичью.

Куропаткин тем временем потянулся к одному из чайников, приоткрыл его и, вдохнув аромат, остался доволен. Затем открыл второй и принялся разливать нам по чашкам душистый напиток. Себе же Николай Иванович налил из первого.

– А нам не с отравой, часом? – пошутил Ильичев.

– Нет, – усмехнувшись уголком рта, ответил Куропаткин. – Боюсь, что отравой вы сочтете этот, – он указал на свой стакан, чай в котором был практически черным и густым. – Вряд ли вы сможете его оценить. Впрочем, если хотите какие-нибудь фруктовые пакетики, могу предложить – у меня в буфете есть для гостей, – обратился он ко мне.

– Нет, спасибо, я с удовольствием выпью заваренный, – отказалась я.

Чай был, надо признать, крепким. Даже очень крепким – помимо трав, в нем определенно присутствовала привычная нам чайная заварка. Но я не стала морщиться и спокойно отпивала из большой чашки вприкуску с комковым сахаром – единственным угощением, которое подал нам Николай Иванович. Что касается Ильичева, то едва он сделал глоток, как лицо его скривилось и стало похожим на сдутый резиновый мячик. Куропаткин спокойно хлебал свой деготь, не замечая, как Ильичев ерзает на своем стуле.

– Николай Иванович, вы хотели поговорить насчет… – начал он, но Куропаткин перебил его:

– Не спеши, Вова, – спокойно и неторопливо произнес он. – Куда нам спешить? Поговорить успеем. У меня на сегодня дел больше нет, у тебя тоже. Так что пей спокойно.

Ильичев подавил глубокий вздох и сделал микроскопический глоток травяного чая, затем сразу же бросил в рот комок сахара и принялся с хрустом грызть его. Куропаткин не спеша допил свой напиток, вытер рот полотенцем и, с удовольствием откинувшись в своем кресле-качалке, вновь закурил вонючий «Беломор».

– Советов моих, вижу, ты не послушал, – начал он, выпуская в сторону камина длинную струю дыма.

– Э-э-э-э… Это вы насчет телохранителя? – уточнил Ильичев.

– Именно, – кивнул Куропаткин, мельком скользнув по мне взглядом.

– А вы считаете, что Владимир Николаевич не нуждается в телохранителе в принципе? Или против женщин этой профессии? – полюбопытствовала я.

– И то и другое, – невозмутимо сказал Куропаткин, продолжая курить.

– Откровенно, – улыбнулась я.

Куропаткин чуть повел бровью.

– Ну, второе ваше убеждение я даже не собираюсь обсуждать и пытаться оспаривать. А вот насчет первого, если не возражаете, давайте поговорим, – сказала я.

Куропаткин пожал плечами, выражая свое согласие.

– Значит, вы считаете, что Владимиру Николаевичу ничего не угрожает? А откуда такая уверенность?

– Елена кипеш поднимает на ровном месте! – махнул рукой Куропаткин. – Она вообще чувствительная мадам. Чуть что – в крик, в слезы, охи-ахи. А потом оказывается, что все это буря в стакане воды.

– Но ее тормозная система была испорчена, – заметила я.

– Это кто сказал? Бабурин? – в свою очередь, уточнил Куропаткин.

– Так мне сообщил Владимир Николаевич, – произнесла я и повернулась к Ильичеву, от которого получила первичную информацию.