Анатолий Безуглов: Неотвратимость

– В том-то и дело, что нет. Совсем незнакомая девушка. Отказалась назвать свою фамилию. Хочет видеть главного следователя. Я уже и так и сяк…– Скирда развел руками.– Одно твердит: «Я про Горбушина знаю правду…»

– Где она?

– Ждет около вашего кабинета.

– Ну хорошо, поговорим с ней. А где свидетельница Макарова? Я же велел тебе во что бы то ни стало доставить ее сюда.

На лице Скирды появилось виноватое выражение:

– С Макаровой, Сергей Васильевич, получилась неувязка.

– Что такое?

– Уехала в деревню, к родным.

– Куда именно?

– В Сухановку. Будет дня через два.

– Вот что, Валерий Игнатьевич, немедленно свяжитесь с Сухановкой. Там участковым инспектором старший лейтенант Гаврилов, объясни ему ситуацию. Чтобы завтра к утру Макарова была здесь. Если надо, сам поезжай за ней.

Скирда недовольно пожал плечами: видно было, что ему не улыбалась прогулка в Сухановку.

– Пойми,– строго сказал я,– что Макарова единственная свидетельница, которая видела машину примерно в то время, когда произошел наезд. От ее показаний зависит очень многое.

Возле своего кабинета я увидел девушку, застывшую в неудобной позе на стуле, стоящем возле дверей.

– Вы ко мне? – спросил я, открывая дверь.

– А кто вы будете? – настороженно спросила она.

В коридоре было темно, и я никак не мог разглядеть ее лица.

– Мне доложили, что вы хотите сообщить что-то по делу Горбушина. Я следователь, который ведет это дело. Моя фамилия Лазарев, зовут Сергей Васильевич.

– Тогда к вам, товарищ Лазарев.– Девушка тяжело вздохнула.

– Проходите,– пропустил ее вперед и, войдя в кабинет, зажег свет.

Теперь я мог как следует рассмотреть ее. В тускло освещенном коридоре она показалась мне старше. На самом деле ей можно было дать лет девятнадцать-двадцать. Ее вполне можно было назвать хорошенькой, если бы лицо не портили заплаканные красные глаза с тяжело набрякшими веками.

– Ну что ж,– как можно приветливей сказал я,– садитесь, будем знакомиться. Кто вы и что привело вас ко мне?

Девушка расстегнула пальто, но, так и не сняв его, села на стул.

– Я Клава, Клавдия Брызгалова.– Девушка поправила выбившуюся прядь волос и, с обидой взглянув на меня, сказала: – Вы вот, товарищ Лазарев, собираетесь засудить Мишу…

– Горбушина?

– Да, Горбушина. А Миша ни в чем не виноват. Ну вот ни капельки. Не мог он этого сделать. Ну никак не мог!

Голос ее звучал уверенно и даже резко; было видно, что она взяла себя в руки и новых слез можно не опасаться.

– Ну хорошо,– сказал я,– а если не он, то кто это сделал?

– А я почем знаю? Но могу дать вам честное комсомольское, что это не Миша.

– У нас есть доказательства, что…

– Какие доказательства? – Клава упрямо поджала губы.– Вот,– она вынула из кармана сложенную в несколько раз газету и кинула ее на стол,– читайте.

Я развернул «Знамя труда» и сразу же увидел заметку, из-за которой поспорил с Песчанским.

– Я читал эту заметку, факты в ней изложены правильно.

– Правильно?– В голосе Клавы послышались гневные нотки. Она выхватила у меня газету и торопливо, как бы боясь, что я ее перебью, прочла: «17 ноября в тринадцать часов тридцать семь минут на шоссе, ведущем из города в леспромхоз, автолихачом был сбит учитель географии средней школы Леонид Николаевич Карпов. Лихачом, сбившим Карпова, оказался шофер городской автобазы некто Горбушин».

– Ну и что из этого следует? – спросил я.

Девушка положила газету на стол и, как бы устыдившись своей вспышки, опустила вниз глаза.

– А то, товарищ Лазарев, что Миша никак не мог сбить Карпова в тринадцать тридцать семь, потому что с без четверти час до двух он был у меня. Если не верите, можете спросить у тетки Матрены, она его видела.

– Кто это – тетка Матрена?

– Папина сестра.

– Так.

Меньше всего я ожидал, что разговор пойдет об алиби Горбушина, о котором, кстати, он сам даже не заикнулся. Что это? Сговор или просчет следствия?

– А вы знаете, что Горбушин мне ничего не сказал о том, что он был у вас? Ни единого слова.

– Что он мог сказать? – В голосе Клавы опять послышались слезы.– Что ему теперь говорить-то… Только зря он волнуется, я никуда не пойду жаловаться, и денег мне его не надо…

Наша беседа с Клавой длилась более двух часов. Сбиваясь, то плача, то говоря гневно и обличительно, она рассказала мне следующую историю…

Клава познакомилась с Михаилом в вечерней школе. Постепенно между ними возникло чувство, в котором трудно провести грань между дружбой и первой юношеской любовью. Большинство свободных вечеров Михаил и Клава проводили вместе: ходили в кино, на танцы или в городской сад. Были и первые робкие поцелуи и признания… Прошло время, и Михаила призвали в армию.