Дарья Калинина - Мираж в обручальном кольце

— Что-то ты не больно рада меня видеть, — сказала женщина бывшей подруге.

Галина метнула на нее странный взгляд и пробормотала что-то о том, что спешит, что ей пора. И выскочила из поезда на первой же остановке.

— Вот и вся история, — сказала Ирина. — Честно говоря, я здорово удивилась. Мы когда работали с Галькой на заводе, то очень дружили. До того жуткого случая прямо не разлей вода были.

— Какого случая? — спросила я. — Когда Галина свалилась в чан с раствором хлорки?

— Вижу, вы уже об этом знаете, — сказала Ирина. — Да, вот после этого Галина и изменилась. Вообще-то я ее понимаю, тяжело потерять ребенка. Но…

— Потерять ребенка? — хором воскликнули мы с Катькой.

— Да, — кивнула Ирина. — Когда Галька свалилась в чан, она была беременна. И в больнице, куда ее привезли, врачи сказали, что придется ей от ребенка избавиться, потому что существует вероятность того, что ребенок родится уродом. Что ни говори, а раствора Галька наглоталась.

— И Галина согласилась избавиться от ребенка?

— С радостью, — кивнула Ирина. — Я к тому и веду, не совсем понимаю, чего Галька потом переживать стала. Ведь она не хотела этого ребенка. И врачи ей выбор предлагали. Можно было и рискнуть, понадеяться, что ребенок родится нормальным. Но Галька сама ребенка не хотела, потому и согласилась на аборт.

— Почему не хотела?

— Ну, сами посудите, мужа у нее не было. Жила она в общаге. Куда бы она делась с грудным младенцем на руках? Для нее он был бы серьезной обузой. Это ведь настоящая жизнь, а не кино какое-нибудь. Мы с ней много раз обсуждали, как бы ей выкрутиться. И каждый раз приходили к мнению, что первенцем придется пожертвовать.

— Ясно, — кивнула Катька. — Бывает…

— А после больницы Галину словно подменили, — сказала Ирина, кладя себе на тарелку кусок бисквитного тортика. — На завод она вернулась, но проработала совсем недолго. Потом сказала, что подала документы на юридический и что ее приняли. Уволилась и переехала из нашего рабочего общежития. И больше я ее до той случайной встречи в метро не видела.

— Она вам что и телефона не оставила? — удивилась я.

— Нет, — покачала головой Ирина. — Какой телефон? Говорю же, она в студенческое общежитие переехала.

— А в какую больницу увезли Галину после несчастного случая? — спросила я. — Вы ведь ее там навещали?

— Действительно, — кивнула Ирина. — Навещала. В больницу Красина ее увезли. Знаете, где такая?

— Знаю, там же, на Ржевке, находится, — обрадовалась я.

— Вот, вот, — кивнула Ирина. — Там Галька и лежала.

Выйдя от Ирины, мы с Катькой переглянулись. Время было уже восемь часов вечера. Но Прапор с Серегой еще не звонили. А значит, мы вполне могли перед встречей с ними успеть смотаться в больницу и узнать там насчет Галины. Что мы и сделали, верней, попытались сделать. По причине позднего времени в справочном больницы все данные о двадцатилетней давности больной нам выдать отказались.

— Приходите завтра, — увещевала нас вся накрахмаленная молоденькая медсестра. — Сегодня все равно никого из врачей нет.

— Но дежурные же есть, — настаивали мы.

— И компьютеры уже выключены, — убеждала сестричка.

— Компьютеры можно включить. Девушка, поймите, дело идет о жизни и смерти. Для нас очень важно поговорить с лечащим врачом нашей подруги. Можно сказать, он наша единственная зацепка.

— Ладно, — наконец сдалась медсестра и подсела к зашумевшему компьютеру. — Как фамилия врача, у которого лечилась ваша знакомая?

Мы растерянно молчали. Фамилию врача мы у Ирины спросить не догадались. Да и что толку, если бы и спросили. Женщина наверняка ее давным-давно забыла, если когда-нибудь и знала. Медсестра выжидательно подняла на нас глаза. Поняв по нашим лицам, что фамилии врача ей от нас не видать, она вздохнула.

— Ладно уж, — сказала она. — Все равно из тех врачей, кто проработал тут больше двадцати лет, осталось всего два человека. И вам повезло, один из них сегодня как раз должен остаться на ночном дежурстве. Пухов Иван Алексеевич.

— А как нам его найти? — спросила Катька.

— Я провожу, — откликнулась медсестра.

Она провела нас на второй этаж и, остановившись перед окрашенной белой краской дверью, деликатно постучала в нее.

— Иван Алексеевич, простите за беспокойство. Вы не заняты?

— Ну что вы, Лидочка, — откликнулся из-за двери приятный мужской голос. — Совсем не занят. А для вас я и вообще всегда свободен.

Дверь открылась, и на пороге возник симпатичный мужчина сорока с хвостиком лет. С умным, немного усталым лицом. Кожа на щеках и подбородке была аккуратно выбрита, а небольшие аккуратные усики ничуть доктора не портили. С некоторым недоумением он воззрился на нас с Катериной.