— Да, но только пустую. Сегодня утром он оставил все ее содержимое, весь инструмент, все ножи в сейфе, кабинете Мильхау.
— Вы их перед этим пересчитали?
— Увы, нет. Просто он высыпал все ножи, зонды, зажимы и прочее на стол перед носом Мильхау. Целую кучу. Любой человек мог взять ради собственного удовольствия нож перед тем, как они оказались в сейфе.
— Нужно было обязательно все пересчитать. Придется спросить об этом у Тейта. — Фойл поднялся с кислой миной. — Ну теперь я намерен учинить допрос по всей форме всей этой банде в кабинете Мильхау. Хотите поприсутствовать?
— В данный момент нет. Я останусь ненадолго здесь похожу, осмотрюсь…
Фанерная дверь все еще тряслась после ухода со сцены Фойла. Оставшись наедине с самим собой, Базиль шагал взад-вперед по сцене. Он мало верил в успех подобных допросов на манер инквизиции, которые сейчас проходили в кабинете Мильхау. Ведь всегда официально заданные вопросы настораживают людей. От них можно добиться важных показаний, только действуя как бы невзначай, те минуты, когда они теряют бдительность, а вся обстановка при этом кажется случайной, спокойной, не подготовленной заранее. Фойл оставил автобиографию Гейзера на столе. Вероятно, он считал, что этот предмет не имеет особого значения для дознания. Базиль вновь полистал страницы. «Зачем Адеан купил эту книгу, если ее можно было взять почитать в медицинской библиотеке?» Один отрывок о постановке медицинского диагноза в Индии привлек его внимание. Он начал читать и не мог оторвать Книга захватила его…
Легкие шаги за сценой привлекли его внимание. Он повернул голову и увидел в проходе между кулисами справа Марго Ингелоу. Она остановилась.
— Не бойтесь, доктор Уиллинг. Это я. Инспектор допросил меня первой и сказал, что могу быть свободной.
Он молчал, словно ожидая от нее дополнительных сведений. Она прошла на сцену. На ней была белая шляпка, ее гладкие каштановые волосы спутаны в легком беспорядке, а черно-белое льняное платье несколько помято. Она казалась усталой.
Марго опустилась в кресло Федоры перед камином.
— Вы, конечно, считаете меня виновной во всех тех событиях, которые здесь разыгрались?
— Я этого не говорил.
— Но вы это показываете всем своим видом.
— Я гораздо больше, чем вы, несу ответственность за все, что случилось, — твердо ответил он. — Сегодня на репетиции я чувствовал, что все идет не так, как должно, но я не прервал ее, так как у меня, кроме предчувствия, ничего определенного не было.
— Мне кажется, во всем, что произошло, не виноваты ни вы, ни я, — сказала Марго. — Люди сами определяют собственную жизнь. Адеан сделал свой выбор. Он был настолько глуп, что посчитал великим развлечением подразнить убийцу.
Базиль протянул к ней руку.
— Не вернете ли вы мне скрепы, которые вы вытащили из его рукописи?
Она бросила на него изумленный, возмущенный взгляд.
— Что вы имеете в виду?
— Дайте мне вашу сумочку!
Она колебалась. Он подошел к ней и мягким жестом руки сам поднял ее с колен Марго, ту самую кожаную сумочку, которая была с ней вчера в ресторане. Раскрыв ее, он увидел обычные предметы: кошелек для мелочи, носовой платок, губную помаду. Он открыл «молнию» другого отделения. Там лежала пара медных скреп и другие мелкие предметы — бриллиантовое колечко, свежая газетная вырезка, крышка от жестяной банки, маленькие золотые ножнички для ногтей, совершенно новая, сияющая монета, стеклянный компостер из какого-то магазина и пучок фольги.
— Как вы об этом догадались?
— Вас за спиной называют Сорокой. Это странные, необычные птицы. Они известны своим черно-белым оперением. Кроме того, это очень сообразительные птицы. Они могут, словно попугаи, имитировать человеческую речь и обладают одним известным пороком — воруют и припрятывают в укромных местечках различные блестящие предметы независимо от их ценности. Все — от бриллиантового колечка до куска блестящей фольги. Они — единственные представительницы животного мира, которые считаются клептоманками. Когда я увидел ваше довольное, сияющее лицо в тот день на террасе, когда исчезли медные скрепы из рукописи Адеана, я понял, в чем тут дело. Некоторые прозвища безобидны, другие — оскорбительны. Сорока принадлежит ко вторым.
Она спокойно выслушала слова Базиля, словно это была давнишняя, хорошо знакомая ей история.
— Можете ли вы основывать столь серьезные подозрения на паре медных скреп и на прозвище?
Читать дальше