Марианна Баконина: Школа двойников

Лизавета стояла ближе к проповеднику, поэтому она первая наклонилась над ним и схватила за руку, пытаясь нащупать пульс. Она никогда не попадала в подобные ситуации и действовала интуитивно – точнее, так, как действовали героини американских боевиков: только на съемочных площадках Голливуда толстые солидные гости парламентских центров теряют сознание, ввязавшись в диспут с прогрессивными журналистами.

– Что, что с вами? – Вопрос она задала почти машинально, уже не ожидая ответа.

Мужчина повернул к Лизавете голову, веки его дрогнули.

– Значит, они все-таки откроют школу двойников!

– Что? – ошалело переспросила Лизавета.

Ответом было молчание. Молчание, в котором присутствовала какая-то страшная тайна. Тайна, несущая смерть. Ведь человек в бежевом костюме умер или вот-вот умрет. Но Лизавете отчего-то померещилась цепочка, в которой это была не первая и не последняя смерть. Может, потому, что слишком алым был шелк скатерти, так быстро превратившейся в саван.

Через несколько минут появились лекари, причем не в белых халатах, а в голубых «пижамах». Они уложили рухнувшего на носилки и немедленно скрылись в неизвестном направлении.

«Что с ним? Куда его унесли?» – растерянно хлопала ресницами Лизавета. Рядом крутился не менее растерянный Глеб. Их успокоил пришедший вместе с врачами Валерий Леонтьевич:

– Это местные врачи. Здесь на втором этаже медпункт. Выборы дело нервное, непредсказуемое, люди в Думу лезут с ослабленным здоровьем. Вот для них и держат бригаду кардиологов.

– Но этот человек, кажется, умер… – заикаясь, пролепетала Лизавета. Она искренне не понимала, почему доктора столь быстро и безмолвно утащили мужчину в бежевом костюме. В таком темпе действуют рабочие сцены, когда надо за минуту сменить декорации за кулисами. Буфетчики тоже сработали оперативно. Рассыпавшиеся стаканы убрали, скатерть опять постелили на стол. Никаких следов.

– Они даже не спросили, что, собственно, с ним случилось. Не взяли стакан, из которого он пил, не поинтересовались, сколько человек выпил и с кем. Если это инфаркт… Если он умер от инфаркта… – Лизавета не успела закончить фразу, ее остановил пренебрежительный взгляд маститого журналиста. Петюня Рюмин заметил этот взгляд и не преминул вмешаться в разговор:

– Я и не знал, Лизонька, что ты такая слабенькая, даже со склонностью к истерии. – Рюмин, проработавший бок о бок с Зориной почти два года, прекрасно знал, что когда Лизавету называли «Лизонькой», она превращалась в фурию.

– Я тоже решил, что он скончался, – вступился за даму Глеб из «Огонька». Лизавета поблагодарила его взмахом ресниц. Впрочем, она и сама могла за себя постоять.

– Ты уже пришел в себя, Петюня? Я-то думала, придется за нашатырем бежать. Ты замер, прямо как жена Лота. Очень походил на соляной столб.

– Не горячитесь, молодые люди, – примирительно сказал Валерий Леонтьевич. – Да, Нинель, где наши годы, наши страсти… – Он элегически вздохнул. – Я, честно говоря, понятия не имею, что случилось с этим товарищем. Я даже не знаю, господин он или товарищ. И это странно. Вообще-то я имею представление практически обо всех здесь присутствующих, с годами обрастаешь знакомствами…

– Он умер, я уверена.

– Лучше было бы поинтересоваться у докторов.

– Так идемте! – Лизавета не любила откладывать дела в долгий ящик. – Где тут…

– Не порите горячку. Не хватало еще завалиться в медпункт шумной ватагой! – оборвал ее старший товарищ по перу. – К тому же, чтобы проникнуть в служебные помещения Центра, такой вот аккредитации мало. – Валерий Леонтьевич дотронулся до запаянной в пластик карточки на груди Лизаветы. – Обещаю все разузнать и рассказать вам. Но при одном условии – ответьте, почему вы так всполошились?

– Не знаю… Просто это же ЧП. Вы сами сказали, люди здесь нервные. Это может пригодиться и для репортажа – инфаркт на выборах и так далее.

Лизавете не хотелось рассказывать всем присутствующим о последних словах подвыпившего толстяка.

– А-а-а, – многозначительно протянул Петюня Рюмин и не поверил. Остальные приняли Лизаветино объяснение без комментариев.

А она, даже когда всех пригласили в зал, чтобы послушать окончательные цифры по Дальнему Востоку, вспоминала странного мужчину в бежевом костюме. Он так печалился об утраченных идеалах, а когда ему стало плохо, вместо вполне уместной патетической фразы вспомнил какую-то школу двойников. Лизавета не переставала удивляться. Слова о молодежи, которая не должна топтать прошлое, были бы куда уместнее. Ведь он так горячился, что его даже удар хватил.