Она склонилась ко мне, отнюдь не воинственная.
- Увидела, как ты упал, - проговорила она охрипшим вдруг голосом. - Не расшибся?
- Агонизирую. Поосторожней с рукой!
Но она позабыла об осторожности. Она целовала меня. Целовала с той же самоотверженностью, с какой отвешивала пощечины, отдавая себя этому занятию целиком. Она не всхлипывала, но щека ее была влажна от слез.
Через минуту, а может, две она прошептала:
- Прости меня. Я перед тобой виновата.
- Я тоже, - сказал я. - Я тоже виноват перед тобой. - О чем мы говорим? Не знаю. Не имею ни малейшего представления. Но так ли это важно в данный момент?
Наконец она встала, помогла мне подняться на ноги (и на берег), и мы побрели к дому, держась за руки. Когда мы проходили мимо профессорского бунгало, я воздержался от дальнейших попыток отправить ее к нему на свидание.
Было примерно десять, когда я, приподняв штору, выглянул в ночь. Губы еще хранили вкус ее поцелуев, так же, впрочем, как челюсть - память о карающем ударе. Уравновесив эти эмоции, я покинул дом в нейтральном расположении духа. Применительно к ней, конечно. Что касается остальных иначе говоря, профессора с его подручными, - никакого равнодушия по отношению к ним я не испытывал. Фонарик в одной руке, нож - в другой, причем на сей раз обнаженный. Остров сулит куда более устрашающие сюрпризы, нежели с о бака-людоед. Готов держать пари.
Луна застряла за грузным, неповоротливым облако. Но я не собирался рисковать. Четверть мили, отделявшую меня от шахты, я прополз по-пластунски, что дурно отразилось на моей руке, зато обеспечило мне минимум безопасности.
Есть у профессора основания держать вход в шахту под охраной? Или нет? Этого я не знал. И опять предпочел осторожность риску. Посему, распрямившись под прикрытием скалы, среди черных теней, которые не сумеет разогнать и луна, выбравшаяся из облаков, я застыл в неподвижности. Пятнадцать минут простоял я на одном месте, слыша лишь отдаленное биение океанских волн о риф да стук собственного сердца.
Страж, не подающий признаков жизни целые пятнадцать минут, наверняка спит. Спящие меня не страшат. И я пошел в шахту.
Резиновые подошвы моих сандалий, мягко, бесшумно и ритмично переваливаясь с носка на пятку, с носка на пятку, ступали по известняку.
Никто не слышал, как поглотил меня зияющий зев горы, никто не видел.
Фонариком я не пользовался. Если в шахте кто есть, встреча со мной будет для него полной неожиданностью. А кроме того, ночью все кошки серы, все люди одинаковы. Нож в руке, впрочем, слегка нарушал эту одинаковость в мою пользу.
Между стенками туннеля и рельсами пролегала широкая полоса, избавляющая меня от необходимости вышагивать по шпалам. Маршрут я регулировал на ощупь, время от времени притрагиваясь кончиками пальцев к стене. При этом помнил: нож не должен ударяться о камень.
Примерно через минуту туннель резко повернул направо. Я очутился в искусственной пещере, первой из всех. Сразу же пересек ее, держа курс ко входу в следующий туннель. Сохранить нужное направление мне помогали шпалы. На семьдесят ярдов этой пещеры я потратил пять минут. Никто меня не окликнул, не вспугнул вспышкой фонарика, не сбил с ног ударом по затылку. Я был наедине с собой.
Через тридцать секунд я достиг второй пещеры. Как раз здесь, по словам профессора, археология обогатилась великими открытиями. Слева эту пещеру замыкали две арки на подпорках, в центре уходили напрямую вперед рельсы, справа - туннель, помнится, он вывел нас накануне к Хьюэллу с его подручными. Производственные проблемы Хьюэлла меня, однако, в данный момент не интересовали. Профессор внушал мне, будто здесь находился эпицентр взрывов, разбудивших меня в полдень. Но груды щебня можно организовать любым другим способом. Словом, я избрал самую верную путевую нить: рельсы.
Так я очутился в третьем помещении, затем - в четвертом. Ни одно, ни второе не имели ответвлений на север, в глубь горы. Вычерчивая круги по правому флангу моего маршрута, я установил это с неопровержимой достоверностью. Зато на юг, налево, каждая пещера распахивала по два выхода. Я продолжал идти вперед, прямо. Больше пещер не было. Туннель тянулся все дальше и дальше.
Казалось, он никогда не кончится. Археологическими раскопками теперь и не пахло. Туннель выступал в единственном качестве: туннеля. Никаких излишеств по сторонам. Такие туннели ориентировали на четкий адрес.
Приходилось идти по шпалам, диаметр коридора уменьшился примерно вдвое, а градус подъема слегка увеличился, по крайней мере, стал заметным.
Читать дальше