Алистер Маклин: Золотое рандеву

- Команде это не понравится, сэр, - заметил я. - Особенно индийцам-стюардам. Вы сами знаете, насколько они суеверны.

- Все будет в порядке, сеньор, - спешно вмешался в разговор коротышка в белом. Вильсон оказался прав насчет его нервозности, здесь было даже нечто большее - странное беспокойство, почти отчаяние. - Мы приняли меры...

- Заткнись, - коротко, но ясно сказал капитан Буллен. - Команде нет нужды это знать, мистер. Пассажирам тоже, - было видно, что о пассажирах он подумал в последнюю очередь, да и то случайно. - Гробы запакованы. Вон они, на грузовике.

- Есть, сэр. Убиты во время демонстрации на прошлой неделе, - я помолчал и деликатно продолжил: - При такой жаре...

- Гробы изнутри цинковые. Так что можно грузить в трюм. Куда-нибудь в угол, мистер. Один из... м-м... покойников приходится родственником нашему новому пассажиру. Я полагаю, не дело расставлять гробы промеж динамо-машин, - он тяжело вздохнул. - Вот мы, вдобавок ко всему прочему, и похоронной колымагой заделались. Дальше, старший, пожалуй некуда.

- И вы принимаете этот... груз, сэр?

- Конечно же, конечно, - опять встрял коротышка. - Один из них приходится двоюродным братом сеньору Каррерасу, отплывающему с вами. Сеньору Мигелю Каррерасу. Сеньор Каррерас убит горем. Сеньор Каррерас самый важный человек...

- Помолчи, - устало сказал капитан Буллен и снова горестно тряхнул бумагами. - Да, принимаю. Письмо от посла. Опять давление. До меня через Атлантику долетело уже достаточно радиограмм. Слишком много огорчений. Перед вами бедный, побитый старик, просто бедный, побитый старик, - он склонился, опершись на поручни, и усиленно изображал бедного, побитого старика, но совершенно в этом не преуспел. Через ворота порта по направлению к "Кампари" проследовала процессия машин, и он резко выпрямился.

- Фунт против пенса, мистер, это едут новые огорчения.

- Хвала господу, - прошептал маленький агент. Это была настоящая молитва и по выбору слов, и по интонации. - Сам сеньор Каррерас! Ваши пассажиры, капитан!

- О чем я и говорил, - проворчал Буллен. - Новые огорчения.

Процессия, состоявшая из двух огромных, довоенных "паккардов", один из которых тащился на буксире за джипом, подкатила к трапу, и пассажиры начали выбираться. Правда, только те, которые могли, потому что один из них, очевидно, не в силах был это сделать самостоятельно. Шофер в зеленой тропической военной форме и такой же панаме открыл багажник своей машины, достал оттуда складную инвалидную коляску с ручным приводом и ловко, не делая ни одного лишнего движения, собрал ее за каких-нибудь десять секунд. Второй шофер с помощью высокой, тощей медсестры, одетой во все белое, от кокетливой накрахмаленной шапочки до длиннющей, едва не метущей землю юбки, осторожно поднял согбенного старика с заднего сиденья "паккарда" и деликатно усадил в коляску. Старикан - даже с такого расстояния я видел избороздившие его лицо глубокие морщины и снежную белизну все еще густой шевелюры - изо всех сил старался им помочь, но сил этих у него было явно немного.

Капитан Буллен посмотрел на меня. Я посмотрел на капитана Буллена. Говорить тут не было никакого смысла. Нет такого моряка, который приветствовал бы появление немощного инвалида на борту корабля. От него беспокойство и корабельному врачу, который должен следить за его здоровьем, и уборщикам, которые должны поддерживать чистоту в его каюте, и стюардам, которые должны приносить ему еду, и тем матросам, которые должны катать по палубе его коляску. А если этот инвалид к тому же дряхлый и дышит на ладан, а нам попался именно такой экземпляр, у него всегда есть шанс загнуться в открытом море. А моряки такие дела ненавидят пуще всего на свете. Да и на наплыве пассажиров это всегда сказывается.

- Ладно, - набравшись духу, заявил капитан Буллен. - Полагаю, мне надо пойти и поприветствовать на борту наших запоздавших пассажиров. Заканчивайте тут поскорее, мистер.

- Будет исполнено, сэр.

Кивнув, Буллен удалился. Я наблюдал, как шоферы, просунув под сиденье коляски пару длинных шестов, выпрямились и легко вознесли коляску вместе с ее хозяином по трапу.

За ними проследовала высокая, угловатая сиделка, а за ней другая, одетая точно так же, как и первая, но поприземистей и покоренастей. Старикан привел с собой собственное медицинское подразделение. Это могло означать, что либо ему некуда было девать деньги, либо он ипохондрик, либо уж действительно совсем плох.

Однако больше меня заинтересовали два человека, выбравшиеся из "паккардов" последними. Первый был приблизительно моего возраста и роста, но на этом сходство между нами кончалось. Он был похож разом на Рамона Наварро и на Рудольфа Валентине, но красивей их обоих. Высокий, широкоплечий, смуглый от загара, с превосходно очерченным классическим римским профилем, блестящими кудрями черных волос, узенькой полоской усов, великолепными ровными зубами, казалось, источавшими ту неоновую фосфоресценцию, которая заметна независимо оттого, полдень или кромешная ночь вокруг. Он бы пропал, вероятно, окажись хоть на часок в любом женском колледже. При всем том это был не салонный красавчик. Мощный подбородок, благородная осанка, легкая, пружинистая походка боксера - все выдавало в нем человека, знающего себе цену. С прибытием этого молодца хоть мисс Бересфорд от меня отстанет.