Андрей Житков - Агитрейд

— Подойди ближе! — приказал Азиз. Он встал рядом с Митей, снова улыбнулся. — Открой рот, подними язык, одну хорошую штуку дам.

Митя открыл рот, и переводчик сунул ему под язык зеленый шарик насвая. Рот тут же онемел от горечи. Мулла приспустил шаровары, взял холодными руками его член. Митя хотел заглянуть за ширму, но старческие пальцы впечатались в его щеку, отвернули его голову в сторону.

— Соси, соси, не выплевывай! — приказал Азиз.

Митя почувствовал, как от насвая холодеют кончики пальцев. В голове была вата, сквозь нее голос Азиза доходил не сразу.

— Ты теперь, как настоящий моджахед. Хочешь, сфотографируйся, маме фото пошлешь…

Мулла что-то сказал, и руки стариков потянули его плечи вниз, заставляя присесть. Он даже не почувствовал деревянного стола…

— Из Пакистана богатым вернешься. Знаешь, какая страна? Хочешь, золото невесте купишь, хочешь — машину. Женишься, родителей в гости пригласишь…

Митя запоздало вскрикнул, почувствовав боль.

— Все уже, хороший! Разве больно? — услышал он издалека голос переводчика.

Азиз обнял его за плечи, повел к двери. Митя глотнул свежего воздуха, и ему стало лучше.

— Не надо насвая, хороший, выплюни, — сказал Азиз.

Он крикнул что-то людям внизу. Афганцы вскочили и радостно завопили, приветствуя Митю. К нему подошел Хабибула, взял его под руку, осторожно усадил на ковер. В большом котле варился праздничный плов. Дразнящий запах полз по двору, но пока что Мите ничего не хотелось. Он сидел, сплевывая зеленую, горькую слюну, чувствовал, как пульсирует боль в члене.

Немного придя в себя, он стал осматриваться. Увидел двух мальчишек лет восьми, которые жались к дувалу. За воротами стояли три женщины в паранджах. Одна из них держала на руках младенца.

Хабибула вышел к ним, взял младенца и понес его в дом. Женщины отошли чуть в сторону, сели на обочине дороги и стали терпеливо ждать. Впервые за время плена он видел женщин. Где они прятались? Почему не ходили с кувшинами к ручью? Поймал себя на мысли, что не прав, что уже не в плену — ведь он один из них, может разгуливать по кишлаку, ходить по горам и даже, наверное, может попросить вернуть ему автомат.

У штаба полка толпился народ. Ночью писарям в строевой части было приказано оформлять военные билеты для первой отправки — всего двадцать семь человек, — а утром весь полк уже знал, что сегодня самолет в Ашхабад. Гладко выбритые дембеля в ушитых парадках, шинелях, в начищенных до зеркального блеска сапогах, с кожаными дипломатами и чемоданчиками, заглядывали в окна штаба, подзывали писарей, нарочито небрежно интересовались у них, когда, наконец, их построят для смотра, вынесут документы, зачитают приказ. Тут же толклись их товарищи, с завистью поглядывали на счастливчиков, вздыхали, шутили, курили сигареты. Никто, конечно, толком ничего не знал.

Одни говорили, что документы у начальника штаба, а он пьян и печати до сих пор не поставил, поэтому неизвестно, будет ли вообще сегодня отправка, другие — что аэродром ночью обстреляли из миномета, повредили взлетную полосу и теперь ее будут ремонтировать два дня, третьи — что зампотылу недосчитался парадок на складе и грозился задержать с отправкой каждого, на ком новая, не с учебки, — в общем, много что болтали, и болтовня эта прибавляла нервозности. Да еще появился дежурный, приказал всем разойтись по подразделениям и не маячить под окнами, мешая работать. Никто, конечно, никуда не разошелся. Дембеля вместе с провожающими откочевали за штаб, расположились кто на крыльце модуля, кто на газонах, кто на поребриках. Пошли по кругу косяки, послышался смех.

Чуча оставил дипломат Дохаеву и побежал к офицерскому туалету — красному каменному сооружению на пустыре между штабом и особым отделом: вчера на прощальном вечере по случаю дембеля он перебрал “кишмишевки”, и теперь крутило живот. Он справил нужду и направился к выходу, на ходу застегивая брюки, когда дорогу ему преградил парень в бушлате.

— А, землячок! — испуганно заулыбался Чучерин. — Тебя уже выписали, да?

— А ты бы хотел, чтобы не выписали? — водитель наступал на него, оттесняя в угол туалета. — Где парадка, Чуча?

— Ну ты сам подумай: ты в госпитале. Болтали — в Союзе с тифом. Была у меня для тебя парадка, была! Зуб даю, была. Тебя нет, я ее Духомору отдал.

— Где парадка, Чуча?

— Ну ты чего, тупой? Я же сказал — нету! Я ее тебе в Баграм повезу? — Чучерин оттолкнул водителя и пытался бежать, но получил сильный удар по спине. Растянулся на скользком от лизола полу, вскочил. На этот раз получил удар в поддых и согнулся пополам, хватая ртом воздух.