Анатолий Манаков - На грани фола (Крутые аргументы)

В итоге итогов, уж больно замысловатая получается у тебя картинка, полковник. Чтобы самому себе на радость жить, надобно уединиться, однако одиночество не гарантирует благополучия. Хочешь быть оставленным в покое, но кое-кому обещаешь небо в алмазах. Видишь во Всевышнем безразличие к человеку, но одновременно оставляешь надежду на Его милосердие... Сплошные неувязки!

И знаешь, отчего? От твоей многослойной натуры, где переплелись сознание, подсознание и генетическая память, что способна ещё чувствовать за других, влезать в их шкуру, оберегая при этом свое и чужое человеческое достоинство.

Что есть, то есть, не проявлял ты бросающегося в глаза сочувствия к бедам других, но и циничного равнодушия к ним тоже никогда не испытывал. Вот только выворачивая себя наизнанку, все так же занимаешься традиционным доморощенным резонерством. Кидаешь иной раз какой-нибудь неортодоксальной идейкой, но при этом словно остерегаешься возвести свои слова в твердое убеждение, неотступно влекущее к практическому делу. Бывает, со всем пылом нахлынувших страстей вылетят из тебя разумно сочетаемые звуки твоей приверженности Правде и заявишь ты решительно свой протест против лжи. А что дальше? На словах так и сяк, а на деле никак. Правильно учили пращуры: на правду слов не много надобно, да брюхо глухо - словом не уймешь. Короче, делать дело надо, а не сказки сказывать. Иначе так и будем странствовать по миру, милости прошу к нашему грошу со своим пятаком. И мямлить на все лады одно и то же - Господи, помилуй, отыми и отдай!"

Выпустив подкрылки, самолет начал заходить в посадочный корридор. Просьба стюардессы застегнуть ремни вызвала легкое оживление среди пассажиров, но вскоре в салоне воцарилась мертвая тишина. Перед посадкой все, видимо, погрузились в себя.

Приземлились по всем канонам пилотажного мастерства. Когда уже подрулили к "грибу", Алексей увидел на поле пограничников. Вот и дома этих парней ни с кем не спутаешь.

В ногах у него стоял вишневого цвета кожи с золотыми номерными замочками атташе-кейс. Имел он довольно потертый вид, как у пилотов, что ценят свои саквояжи не по виду, а по налету часов в воздухе. Этот был ещё и подарком одного иностранного друга-борца за мировую справедливость, или знаком удачи, проверенным на деле в траншеях закордонного поля.

Алексей отстегнул ремень безопасности, посмотрел на кейс, нежно погладил его по бокам и, взявшись за ручку, чуть приподнял.

"Дипломат" показался тяжелым, будто в нем не чужие секреты, а слитки золота.

В М Е С Т О Э П И Л О Г А

После возвращения Алексея мне не раз приходилось встречаться и беседовать с ним по душам да на разные жгучие темы. За границу он больше не ездил, работал в своем бюро независимых расследований, давал интервью, консультировал журналистскую братию, выступал на телевидении. Всегда был бодр, заражая своей неудержимостью всех, кто к нему за советом обращался.

Однажды, в погожий зимний денек, уже после выборов в Государственную Думу, мы гуляли с ним по дорожкам Филевского парка, неподалеку от моего дома. Рассказывал он о всяких курьезных случаях из его жизни в Америке, а я возьми да спроси, как это он ухитрился за столько лет избежать, если не провала, то какого-нибудь раздутого прессой скандала. И, что греха таить, каким путем бесовские соблазны обошли все же его стороной.

- Видно, мой небесный знак помогал, - усмехнулся Алексей, продолжая идти уверенной походкой по скользкой дорожке. - Ну, а если поконкретнее, я просто нутром старался чувствовать людей, с которыми работал. Человек-то, он завсегда невольно излучает электромагнитные сигналы в миллиметровом диапазоне волн. Среди них есть и такие, что говорят об уме его, честности, чувстве собственного достоинства. Надо лишь свое приемно-передающее устройство уметь настраивать на эти волны. Вот и старался я не попадать впросак, рисковое дело зачинал только с людьми надежными во всех отношениях. Конечно, многое зависело от морально-психологического, человеческого, как угодно его называй, фактора. С него все начиналось, на нем держалось, а потом могло и закончиться. Я имею в виду на умении разбираться в людях, ставить себя на их место, видеть окружающее и себя чужими глазами, в том числе глазами контрразведки. Мне ничего не оставалось, как балансировать на канате между доверием и сомнением. Без доверия ничего бы не получилось, без сомнения мозги свои мог растерять. Но доверие и сомнение здесь особого рода: акт воли, рассудка, развитой опытом интуиции. Найдешь силы взять всю ответственность за последствия на себя, тогда и приступаешь к своему, казалось, безнадежному делу...