Владимир Шитов - Собор без крестов

Попутно возникают такие вопросы: откуда Утюг узнал, что Меченый наш человек? Вопрос очень важный, и, найдя на него ответ, мы многое проясним.

У нас коллектив устоявшийся, текучки практически нет, никогда утечки служебной информации не было и теперь — на тебе — появилась первая ласточка.

Принимайте все возможные и невозможные меры к тому, чтобы установить, где, когда произошла утечка и каким путем попала к Утюгу.

Убийство Меченого произошло на четвертый день после трагической для него информации. Утюг довольно оперативно разделался с ним в бараке, и никто ему не помешал. Где был актив, где были ваши глаза и уши?..

— Я же вам докладывал, что перед убийством к Утюгу подходил Свиридов Олег Рамазанович по кличке Оборотень, — не выдержав критики, защищаясь, пояснил Уральский.

— Правильно, докладывал, — не делая ему замечания за то, что он прерывает его, продолжил Долгошеев. — Но мы же не знаем, о чем они беседовали. Свиридов не отрицает факта беседы с Утюгом, а о содержании беседы отделался шуткой. Видишь ли, они с Утюгом спорили, какие яйца вкуснее: вареные или сырые.

Увидев на лицах некоторых оперативных работников улыбки, он заметил:

— Вы не смейтесь! Смеяться над нами есть кому и без нас…

В заключение своего выступления Долгошеев сказал:

— Когда будем работать умнее и оперативнее зеков, не вставших на путь исправления, тогда появится успех и результат в работе. Сейчас, к сожалению, приходится констатировать обратное.

Выступивший после Долгошеева майор Уральский сказал:

— Я признаю, что произошел ляпсус в нашей работе, и наказание принимаю как должное, без обиды. У меня в голове не укладывается, откуда и как произошла утечка информации? Не исключено, что Меченый мог тоже по пьянке кому-то проболтаться. Однако он опытный агент и в отношении себя не должен был проговориться.

Могу утверждать, что от нас информация не могла уйти. С целью недопущения подобных проколов в нашей работе дано задание всем сотрудникам не проходить мимо нарушений режима заключенными, независимо от того, существенное оно или несущественное. Во всех бригадах сделана накрутка активу, постоянно ему оказывается помощь, чтобы была реальная полезная отдача.

Выходя из кабинета Долгошеева, подполковник Григоренко подозвал к себе оперативного работника капитана Золкинова Владимира Матвеевича. Таких работников заключенные зовут «кумовьями».

— Послушай, «кум», а не обследовать ли нам с тобой баню?

— С какой стати! — удивился Золкинов.

— Ты помнишь наш разговор там, а не подслушал ли нас там кто?

— Такое не может быть, — обескураженно ответил Золкинов.

— Такого не должно быть, но быть может, а поэтому принимай мою просьбу как приказ. Сегодня идем париться, то есть прокрутим прежнюю ситуацию.

— Я вас понял! — ответил Золкинов без особого вдохновения.

— Сам понимаешь, наш разговор должен умереть между нами.

— Уж мне такую истину могли бы и не говорить, — ободряясь, заметил Золкинов.

Подполковник Григоренко, идя на эксперимент, допускал неприятные последствия как для себя, так и для Золкинова, если его подозрения подтвердятся, но служебный долг он поставил выше личного благополучия.

Однако приготовления и переживания Григоренко оказались напрасными. В сауне они с Золкиновым никакого подслушивающего устройства не обнаружили.

Наблюдающий со стороны оперативный работник доложил ему, что единственный заключенный, работавший в котельной оператором, к сауне не приближался и любопытства не проявлял, так что тревога, как посчитал Григоренко, была напрасной.

Успокоившись, Григоренко спросил Золкинова:

— Как Гончаров-Шмаков справляется со своими обязанностями?

— Еще как! Навел порядок не только в бане, но и в бараке. Кое-кого поставил на место, — похвалил его Золкинов.

— И кого он поставил на место? — поинтересовался Григоренко.

— Филиппова! — напомнил Золкинов.

— А я думаю, с какой стати Филя пустил кровь Шнифту, — догадался Григоренко. — Он решил намотать себе еще срок, лишь бы добиться перевода в другой лагерь.

— А не много ли власти у Гончарова-Шмакова, что люди идут на преступление, лишь бы не быть с ним в одном бараке? — продолжал пытать Золкинова Григоренко.

— Между прочим, Сарафан к власти не стремится и за нее не держится. Он поднял авторитет бригадира, у которого и бригада стала лучше работать да и в бараке больше стало порядка, — продолжал хвалить Сарафана Золкинов.