Владимир Шитов - Собор без крестов

Полностью опустошенный, отдыхая от ласк Ларисы, Лесник неожиданно услышал, как лежащая рядом с ним в постели Лариса произнесла: — А вообще-то ты, Витя, у меня дурковатый.

— Почему? — даже приподнявшись на локте, удивился он, не согласный с таким мнением.

— Я не понимаю, зачем было тебе полмиллиона рублей бросать козе под хвост, устраивая сегодняшнюю гулянку.

— Она мне не нужна, но если мои ближайшие друзья так решили, то я не должен был скупердяйничать, — согласился он частично с ней.

— Если ты так будешь транжирить свои деньги, то мне загранпоездки не видать, как своих ушей.

— Боишься, что разорюсь? — засмеялся он.

— А кто, если не я, будет о тебе думать, если ты имеешь дырявую голову, — критически продолжала она его разносить.

— Не пукай, дорогая, — дурашливо возразил он, — пока я хорошо не заработаю, я плохо не потрачусь. На этой неделе мы с Душманом купили у одного нашего коллекционера подлинники картин великих художников. Они стоят наших сто миллионов рублей, если не больше. Мне пришлось уплатить, выписав чек, в зелененьких (долларах) один миллион. Из восьми полотен с серебряным Буддой в придачу одно шикарное полотно досталось Душману, а все остальное мое. Все оформлено через нотариуса чин чином, но только в наших рублях. Так вот, я за свои полотна на Западе получу самое малое два-три миллиона долларов. Если доллары перевести в рубли, то, представь, сколькими сотнями миллионов рублей я стал обладателем с помощью последней сделки. И ты хочешь, чтобы я из-за какого-то полмиллиона мелочился, — съязвил он.

— Ни хрена себе! Вот это размах, аж дух замирает, — присев на постели, нисколько не стесняясь своей наготы, удивленно-восторженно произнесла она.

— Только не думай, что я их сейчас брошусь реализовывать. Они у меня отлежатся, еще поднимутся со временем в цене, а потом уже я решу, как мне с ними дальше поступить.

— Как я знаю, ты не можешь и не имеешь права вывозить их за рубеж, таможенники помешают.

В ответ на свое возражение она услышала его беззаботный смех:

— Милая детка, мы с Душманом уже вывозили картины этого коллекционера за рубеж и там толкнули на аукционе за приличную сумму.

— Как я знаю, на аукционе контрабандным товаром не торгуют, — заявила она, гордая своей эрудицией.

— Радость ты моя бестолковая, — начал просвещать ее Лесник, — то, что у нас является преступлением, на Западе является коммерцией. Так вот слушай, что я тебе поведаю. У них хозяин ценной исторической вещи имеет право продать ее хоть самому черту, лишь бы тот имел деньги в нужном количестве на покупку. До капиталиста не доходит не потому, что у него ума не хватает, а просто потому, что он не желает признавать власть государства над имуществом хозяина этой вещи выше, чем его воля. Поэтому они наш закон там не признают. Я с ними в этой части солидарен. У меня кончаются деньги, я продаю свое имущество, независимо от его исторической ценности. У меня появились деньги, я вложил их в тот или иной антиквариат. Это — жизнь, и искусственно законом ее нельзя ограничить. Попомни мои слова, такая свистопляска не может долго продолжаться. Если мы перешли на капиталистический путь развития, то должны и жить по его закону.

— Я вижу, тебя так проняла эта тема, что ты даже в такой обстановке, — она провела по его голому телу рукой, — решил поговорить о ней со мной?

— Я же не считаю тебя чужой, а то, конечно, не стал бы о ней травить с женщиной в постели, — пояснил ей Лесник.

— Спасибо за доверие, — дурашливо поблагодарила она его.

Потом Лариса стала говорить ему о себе, о своей работе, не забыв поблагодарить Лесника за теплое место, подысканное и предложенное ей в ресторане Душмана, где она была старшим официантом и, помимо того, бандуршей, поставлявшей своих девочек избранным денежным клиентам. От подпольного «бизнеса» она тоже имела неплохой навар, но, конечно, он ни в какой мере не мог сравниться по своему результату с выручками от операций, проводимых Лесником. Поэтому он, слушая ее по необходимости, «успехами» в работе не интересовался.

Наговорившись вдоволь, они незаметно уснули. Перед сном Лесник облегченно подумал: «Кажется, все мои мытарства кончились и теперь можно собрать свои монатки и уматывать домой».

Как бы Леснику не было хорошо с Ларисой, но задерживаться из-за нее в Москве ради продолжения интимной связи он посчитал для себя непозволительной роскошью. Если честно признаться, то он здорово соскучился по своим сыновьям, Константину и Антону, а особенно дочке Наташе, которой исполнилось всего лишь пять лет.