Том Эгеланн - Разорванный круг

Папа держал меня, пока меня рвало. Без единого звука.

Эти двое разрезали оленя и потащили тушу по полянке с гиканьем и песнями. Когда мы с трудом поднялись на ноги, то увидели голову оленя, которая лежала на возвышении и смотрела нам вслед.

Появились мухи и потребовали своей доли. Уже в лесу я услышал крики стаи ворон.

Кое-кто думает, что вегетарианцем становишься для того, чтобы выглядеть интересным в глазах других людей. Возможно, что так бывает. Но у многих из нас не было выбора. Нас к этому привела жизнь. Варварство крови.

Греты дома нет.

Я другого и не ожидал. И все же я стою минут пять, давя на звонок в надежде, что она подойдет к переговорному устройству или что вдруг сама выбежит из-за угла с изумленным криком «Привет, Малыш Бьорн!» и сумкой для покупок из магазина «Рема 100».

Трамвай из Фрогнер-парка несется мимо с таким шумом, будто везет металлолом, что, впрочем, не очень далеко от истины. Надо мной на гранитном козырьке буйствуют сладострастный сатир и нимфа. Этот сюжет напоминает мне нас с Дианой.

События вчерашнего дня похожи на фильм, который запомнился как-то не очень ясно. Словно в тумане. Я пытаюсь вспомнить безумное бегство: сначала Хитроу, потом полет на самолете, нескончаемая гонка на Болле от Гардемуена до бабушкиной дачи у фьорда. Но изображение получается нечетким.

Мы приехали на дачу под вечер. Море было спокойным. В моей комнатке в мансарде, среди книжек о братьях-сыщиках Харди, журналов и потрепанных номеров «Ридерз дайджест», в запахе нагретой солнцем пыли мы занимались любовью по-летнему жарко и энергично. Позже она нашла свои шелковые ленты и захотела, чтобы я привязал ее и повторил еще и еще раз. Пожестче. Так продолжалось некоторое время. Потом я развязал Диану и оставил шелковые ленты на стойках кровати.

Посреди ночи я проснулся оттого, что она плакала. Я спросил, что случилось. Но она сказала, что все в порядке. В теплой ночной темноте я лежал и слушал, как она дышит.

Пожилая женщина с трудом передвигается по тротуару. Внимательно посмотрев на меня, она останавливается и опускает сумку на землю.

— И что? — бросает она мне прямо в лицо. Громко и вызывающе. Как будто ей принадлежит этот дом. И тротуар. И весь центр Осло. И как будто она изобрела слуховой аппарат.

— Я ищу Грету Лид-Вэйен! — кричу я. Столь же громко. Подобным образом неразумные люди общаются со стариками и умственно отсталыми.

— Госпожу Вэйен? — спрашивает она. Как будто Грета когда-нибудь была чьей-то женой. Голос добреет. — Ее нет дома. Ее увезли.

— Кто ее увез?

Вопрос звучит слишком поспешно, чересчур возмущенно. Она с испугом смотрит на меня:

— А вы, собственно, кто?

— Друг!

— «Скорая помощь», — отвечает она.

Грета сидит на постели. Перед ней раскрытые страницы газеты «Афтенпостен».

— Малыш Бьорн!

Голос слабый. На лице обвисла кожа, словно ее слишком много. Руки дрожат, и газета шелестит, напоминает о сухих листьях под ветром ранним утром в ноябре.

— Я пытался позвонить тебе из Лондона. Много раз, — говорю я.

— Меня не было дома.

— Я не знал, что тебя положили в больницу.

— На несколько дней. Я живучая. Не хотела тебя беспокоить.

— Вот еще!

— Я знаю, знаю. Но не хотела тебе мешать.

— Как ты себя чувствуешь?

— Это не так важно. Как дела? В Лондоне?

— Жуткая неразбериха.

— Что ты выяснил?

— Что сейчас я знаю меньше, чем когда уезжал.

Она тихо смеется:

— Вот так всегда в науке.

Я сажусь на край кровати и беру ее за руку:

— Ты мне должна кое-что рассказать.

— Спрашивай, мальчик мой.

— Кто такой Майкл Мак-Маллин?

— Майкл Мак-Маллин… — тихо повторяет она.

— И Чарльз де Витт?

Веки ее медленно закрываются. Перед ее мысленным взором проплывают картины прошлого.

— Майкл… — Она делает паузу. — Это близкий добрый друг! Он был моим начальником, когда я, как приглашенный профессор, читала лекции в Оксфорде. Да. — В ее голосе появляются лукавые нотки. — Больше чем начальник. Гораздо больше. Умный, добрый человек. Если бы жизнь сложилась иначе, то, возможно, мы… — Она открывает глаза и с улыбкой прогоняет неуместную мысль. — Мы долго после этого поддерживали отношения.

— А де Витт?

— Чарльз де Витт. Друг и коллега твоего отца. Он написал книгу вместе с ним и Ллилевортом. Добрый милый англичанин, большой оригинал, был женат на бой-бабе. Он умер. В Судане. От гангрены.

— И все это ты знала? — спрашиваю я.

— Конечно. Это же мои друзья.