— В отчете о встрече имеется хоть какое-нибудь описание Джадвея?
— Нет.
Барретт заколебался. Ему хотелось закрыть этот вопрос, но все же он не смог удержаться, чтобы не задать еще один вопрос.
— Отец Сарфатти, не написано ли в вашем архивном документе, был ли Джадвей пьян на той встрече?
— Там не написано, что он был пьян… С другой стороны, сэр, там и не говорится, что он был трезв.
Барретт улыбнулся. Туше. Он заслужил это. Напросился и получил. Он нарушил золотое правило перекрестного допроса: никогда не задавать важного вопроса, если не знаешь, какой на него получишь ответ. Барретт отпустил свидетеля кивком головы:
— Спасибо, святой отец. Защита закончила, ваша честь.
Вслед за итальянским священником окружной прокурор Элмо Дункан пригласил известного критика из Англии, который только что прилетел из Лондона. Он выступил в качестве специалиста, чтобы показать, что книга Джадвея является непристойной. От Иэна Ашкрофта несло одеколоном «Зизани де Фрагонар». Это был тщедушный, смешной и очаровательный мужчина из той породы людей, которые всегда оказываются лучше вас. Последнее слово всегда остается за ними, и оно жалит, как укус скорпиона. С такими людьми Барретт никогда не мог поддерживать светскую беседу. Еще опаснее Ашкрофт мог оказаться в зале суда. Поэтому Барретт решил ограничить перекрестный допрос всего несколькими минутами.
В 1935 году Ашкрофт работал в огромном лондонском литературном агентстве и продавал права и лицензии. Ему представилась возможность продать права на издание «Семи минут» за рубежом. Дункан поинтересовался его успехами. Успехи были неважные, даже плачевные, признался Ашкрофт. Он разослал экземпляры книги Джадвея агентам и издателям в Великобритании, Голландии, Скандинавии, Германии, Франции, Италии, Испании, Португалии. Лишь один немец проявил интерес («здесь мораль нарушается чаще, чем в Гамбурге и Франкфурте»), но в конце концов и он отказался. «Семь минут» нигде не вызвала интереса и была отвергнута всеми иностранными издателями.
Дункан захотел узнать, почему «Семь минут» была единодушно отвергнута.
— По-моему, это довольно очевидно, — ответил Ашкрофт. — Это ужасная книга, страшно непристойная и полная грязи. Издатели из Голландии, Испании и Португалии отказались от нее, написав, будто сговорились: «Мистер Джадвей обладает самым сомнительным качеством. Он ухитрился написать самую мерзкую и непристойную книгу в истории литературы».
Барретт очень осторожно начал перекрестный допрос. Если мистер Ашкрофт был такого низкого мнения о «Семи минутах», зачем он вообще взялся за продажу прав на нее?
— Мистер Барретт, я тогда был розовощеким юнцом, наглым и честолюбивым. Мне очень хотелось показать себя. В то время я ухватился бы даже за продажу «Майн кампф», если бы предложили.
Согласен ли мистер Ашкрофт, что всего несколько американских книг того периода, и даже современных, были переведены и изданы в Европе?
— У меня были некоторые книги американских авторов, права на издание которых я продал чуть ли не дюжине иностранных издателей.
Но чтобы это была первая книга неизвестного американского писателя? Неужели он надеялся, что ее издадут в Швеции, Германии, Франции, Италии, Испании?
— Нет, мистер Барретт, я не надеялся, что она будет переведена и издана в этих странах. Однако ее могли бы издать в Великобритании. Я очень рассчитывал продать права в Великобритании и хотя бы еще где-нибудь.
Тогда что же показалось мистеру Ашкрофту таким необычным в том, что он не сумел продать «Семь минут» малоизвестного Джадвея иностранным издателям?
— Необычным было то, мистер Барретт, что «Семь минут» оказалась единственной книгой неизвестного писателя, которую, по моим сведениям, не удалось продать ни в Великобритании, ни на континенте, ни в какой другой стране. Никто, абсолютно никто не хотел издавать ее. Вы должны признать, что это фантастическое достижение в кавычках, которое вполне достойно занесения в «Книгу рекордов Гиннесса» рядом с изобретателем кроссвордов, англичанином Артуром Винном, который придумал первый кроссворд в тысяча девятьсот тринадцатом году для нью-йоркской газеты. Вы не находите, что это «достижение» еще значительнее?
Через полчаса очередной свидетель заканчивал отвечать на вопросы Элмо Дункана.
Этим свидетелем, скользким, как уж, и точным, как компьютер, оказался Харви Андервуд, специалист и мастер по проведению опросов общественного мнения.
Читать дальше