Наташа Купер - Жертва

«Я знаю, знаю, знаю, — мысленно повторяла Деб. — Она снова пытается меня завести. Я ни в чем не виновата. Я не виновата, что попала сюда. У девочек есть Адам. Он прекрасный отец. С ними все будет в порядке. Главное, чтобы они никому, кроме него, не доверяли. Господи, лишь бы с Кейт ничего не случилось».

— Помогите! — снова закричала она. — Пожалуйста, помогите!

Деб стучала в дверь изо всех сил, но звук получался глухой и слабый. Она посмотрела на руки и заметила, что на ребрах ладоней — между мизинцем и запястьем — появляются кровоподтеки. Кожа горела огнем, мышцы под ней болезненно пульсировали.

Деб оглянулась на Мэнди и опять стала колотить в дверь, не обращая внимания на боль, которая отдавалась в пальцы и кисти рук.

— Мать честная, да заткнись же ты наконец! — прокричал кто-то хриплым голосом.

— Что там такое?

— Деб орет. Спятила, наверное.

— Ну так пускай ей пасть заткнут. Спать охота.

— Помогите! — закричала Деб. — Позовите сюда кого-нибудь! Мэнди плохо! Совсем плохо! Может, с сердцем что-то, или с почками, или с головой. Ей нужен врач. Скорее!

Послышался негромкий металлический скрежет, и Деб всем телом почувствовала вибрацию — в замке несколько раз повернули ключ. Она устало оторвалась от двери, и та сразу же раскрылась.

— Что тут происходит? — громогласно поинтересовалась Вонючка Бетти, как будто она не стояла все это время под дверью, молча наслаждаясь беспомощностью Деб. — Ты все крыло перебудила, глупая девчонка.

Деб, ничего не ответив, прислонилась к стене и показала на нижнюю полку двухъярусной кровати.

— Не трогай ее, — сказала Бетти. — Сейчас доктора позову.

У Деб подогнулись колени. Она сползла вниз по стене, чувствуя, как задирается ночная рубашка, и села на корточки. От крашеной кирпичной кладки шла прохлада, она успокаивала, пока Деб вдруг не подумала, сколько несчастий успели впитать эти стены — сколько несчастий, ненависти и злобы.

«Пожалуйста, только не дай ей умереть, — беззвучно взмолилась Деб. — Что угодно, лишь бы она не умерла. Лишь бы не умерла и она».

Аппараты жужжали и гудели вокруг Триш, точно околоплодные воды, а она сидела и наблюдала за отцом. За окнами ярко светило солнце, и к небу поднимались выхлопные газы автомобилей. В больничной палате, за закрытыми жалюзи, было сумрачно и прохладно. Медсестры переходили от одной кровати к другой, успокаивая больных и проверяя, всели в порядке; подошвы тихо поскрипывали на виниловом полу.

Каждая кровать в палате напоминала отдельный остров, окруженный рифами из медицинской аппаратуры. Пэдди Магуайр по-прежнему спал. Его круглое лицо было гораздо бледнее обычного, а черная щетина на подбородке и щеках отросла почти на четверть дюйма. Триш давно следовало догадаться, что его былой румянец предвещал сердечный приступ — точно так же, как огромные порции бекона с яйцами, курение и целые потоки сливок, которыми он поливал каждый пудинг. Она, однако, не придавала этому никакого значения. У нее всегда находилась масса других, гораздо более важных дел.

Пэдди слегка шевельнулся под простыней и приподнял черные брови, будто видел сон. Триш не знала, снится ли что-нибудь человеку, когда он на грани между жизнью и смертью; она надеялась, что лицо Пэдди искажено не страхом. Его голова резко дернулась в одну сторону, потом в другую… Триш позвала медсестру. Та успокаивающе кивнула и подошла проверить приборы.

На лице Пэдди появилось облегчение. Триш опустилась на стул и снова принялась наблюдать. Сон, по всей видимости, закончился, и теперь Пэдди лежал спокойно, погруженный в нормальное для его состояния беспамятство.

Он бросил их с матерью, когда Триш ходила в начальную школу. Она много лет с ним не разговаривала. Позднее, уже будучи взрослой, решила встретиться с отцом и, вопреки предубеждению, нашла в нем много привлекательного — его всегда уместные остроты, проницательные замечания о священных коровах всех видов и сортов, вспышки гнева, чаще всего вызванные несправедливостью, — такие нередко случались и у самой Триш.

Ей нравилось упрямство отца, его нежелание вести себя так, как считают правильным остальные. Она старалась не думать о том, что это значило для них с матерью.

Теперь ее очаровывал ирландский акцент Пэдди, и его блестящие глаза, и интеллект, редко выставляемый напоказ. Обычно люди видели ее отца добродушным весельчаком, не замечая острого как бритва ума и способности, когда нужно, держать рот на замке. Триш никогда не думала, что он окажется именно таким.