В тот вечер что-то толкнуло меня на то, чтобы последовать за ними, — почти неосознанно. Снег прекратился. Было холодно. Идти пришлось недолго — нет, во мне не было страха, что он узнает меня. Теперь я сильнее, и у меня достаточно сил, чтобы дать ему отпор. И я знала, какие женщины ему нравятся и где он их находит. В этом он совсем не изменился. К тому же внешность моя была изменена: ничего особенного — немного грима и другая прическа. Он все равно не узнал бы меня. Даже когда мы были женаты, он не видел меня. Не замечал. Словно предмет мебели. И едва ли он узнал бы меня на улице в Лиллехаммере.
Теперь ему меня тем более не узнать. Он никогда не догадается, что ситуация, в которую попал, сам того не желая, связана с его жалкой домохозяйкой. Всепроникающий страх, который жил во мне вечно, вдруг исчез. Погребенная под ужасом и печалью, я вдруг поняла, что у меня есть преимущество. Ведь он был уверен, что меня нет в живых.
Все время болтая, он потащил ее в подворотню, крепко держа за руку, хотя девушка пыталась освободиться от его хватки. Речь его была тихой и настойчивой. Она поморщилась, будто хотела возразить. Похоже, она не испугалась. Пока еще. Он явно злился — сопротивление выводило его из себя. Мне было жаль ее. Время и место предполагали, что она сделает свою работу вручную, но она отказалась. Внезапно он отпустил ее и зашагал назад, к бару. Она осталась стоять в подворотне, привалившись к стене, легко одетая, дрожащая от холода. Он тоже был без шапки и пальто. Если смотреть издалека, то ничего примечательного в нем не было — совершенно обычный, прилично одетый мужчина средних лет. Однако, когда он поравнялся со мной, до меня донеслись фразы, словно выдавленные его узкими поджатыми губами. И фразы эти были не для нежных ушей. Да, этот мужчина мне знаком: невозможность сексуального удовлетворения вызвала у него припадок, сходный с проявлением синдрома Туретта, [17] Расстройство центральной нервной системы, ассоциируется обычно с выкрикиванием нецензурных слов.
заставив вполне пристойного господина, некогда специалиста по истории религии и преподавателя этики, а теперь — проповедника, изрыгать целый поток ругательств.
На меня он не обратил ни малейшего внимания. В настоящем моем обличье я у него не вызываю интереса.
Бедняжке, которая по-прежнему мерзла в подворотне, прижимая руки к груди, чтобы хоть как-то согреться, было немного за двадцать. Мужчины. Чем старше они становятся, тем моложе их добыча. Мне пришлось подойти к ней и, приобняв за плечи, сказать несколько слов в утешение. Потом мы медленно побрели в сторону гостиницы. Плакать она перестала. Несколько раз глубоко вздыхала, словно собираясь что-то сказать, но промолчала. И это меня обрадовало. Все, что она могла рассказать, я и так знала. А начни я говорить — и вся правда тотчас же выплыла бы наружу. И тем не менее меня неотступно мучила мысль, не пригласить ли мне ее домой.
Валманн получил указание объявить в розыск Агнара И. Скарда, сообщив его полное имя и предоставив фотографию. Это дело сделано. Теперь остается поговорить с Энгом. Чем быстрее, тем лучше. И не просто поболтать, а, скорее, допросить Энга. Не исключено, что ему известно об убитой Лилиан Петтерсен что-то полезное для следствия. Важность этого допроса заключалась еще и в том, что теперь речь шла о честности полиции вообще, о соблюдении принципов полицейской этики. И именно Валманн, будучи руководителем следствия, обязан взять на себя ответственность. И он уже чувствовал, что не справится. Подобные ситуации ему не нравились. Ты скверный руководитель, подобно греческому хору подпевал в душе тоненький голосок, ты боишься ссор. Ты труслив. Все вокруг кажутся тебе хорошими, а еще тебе хочется, чтобы проблемы решались сами собой…
Ему просто необходимо было посоветоваться с Харалдом Рюстеном. Благодаря ровному нраву его старшему коллеге удавалось сохранять стоическое спокойствие, даже сталкиваясь с самыми сложными задачами, которыми наполнены трудовые будни полицейского. Но Рюстен опять уехал осматривать место поджога на фабрике «Свечи Лёйтен», где он вместе с другим следователем пытался выяснить причину возгорания на предприятии, ежемесячно производящем десятки тысяч стеариновых свечек. Сейчас, в преддверии Рождества, для привлечения покупателей в фабричном магазине расставили сотни зажженных свечей.
Однако были и другие неотложные дела, которые Валманн считал еще более срочными, чем головомойка, которую он собирался устроить Энгу. Например, сообщение, которое Лилиан Петтерсен послала Агнете Бломберг.
Читать дальше