Кнут Фалдбаккен: Поздние последствия

Воцарилось молчание, так как возразить ничего умного никому не пришло в голову. Все, конечно, были неплохо осведомлены о гостиничной проституции и знали, что она есть и в Хамаре, однако никому не приходило в голову обрисовать общую картину. В Норвегии пока еще не запретили профессиональную проституцию, и, если не было открытого сутенерства и не поступало жалоб, полиция не могла вмешиваться. Так что ни один из этих полицейских не нарушал закона, следя глазами за статной высокой девушкой, которая раскачивалась на площадке в такт пульсирующим волнам музыки, перебрасывая из стороны в сторону гриву белокурых волос, — она явно сознавала свою привлекательность.

— Мне надо отлить. — Валманн встал и удалился.

Обернувшись в поисках туалета, он заметил одинокую мужскую фигуру за столиком у выхода. Даже в полумраке бара Валманн уловил лихорадочный блеск в глазах, следящих за танцующей блондинкой. Он почти с облегчением вспомнил реплику Энга, который, по всей вероятности, был прав. Эта девчонка уж точно не побредет одна домой после закрытия бара в эту ноябрьскую ночь. Она просто-напросто подойдет к лифту и поднимется на пару этажей с поклонником или клиентом или без такового. Но ему-то какое дело до этого? Ему бы только поскорей найти табличку с изображением маленького мужичка и облегчиться.

В тесном полумраке коридора возле туалетов прямо на него двигалась женщина, явно нетвердо держащаяся на ногах. Когда они поравнялись, ее слегка качнуло, и Валманну пришлось обхватить ее руками, чтобы она не упала.

— Оп-па! — воскликнула она, не пытаясь высвободиться.

— Ты в порядке? — Он попробовал приподнять ее, чтобы она встала на ноги.

— Какой вежливый… — Она слегка улыбнулась. — И такой красавчик…

— Да встань же ты, наконец!

Было трудно крепко ухватить ее вялое и бессильное тело, платье выскальзывало из рук и задиралось все выше, он перехватил руки и вдруг ощутил, что держит в ладонях женскую грудь.

— Может, найдем местечко поудобнее? — прошептала она, хихикнув.

Валманн по-прежнему пытался поставить ее на ноги. Он опасался, что кто-то пройдет мимо и увидит его в такой ситуации. Наконец он прислонил ее к стенке. Внезапно вялость ее куда-то исчезла, и у нее прибавилось сил, она обняла его за шею, тесно прижалась и прошептала:

— Пошли в номер… — Он почувствовал, как ее другая рука поползла вверх по его бедру. — И ты в рай попадешь, вот увидишь…

— Я… не уверен, — пробормотал он.

Она крепко вцепилась в него. Он был полупьян и ощущал тепло ее тела от шеи до самых коленок. Она ловко работала свободной рукой. Валманн возбудился и ничего не мог с собой поделать.

— Мне кажется, что ты все-таки не хочешь… — Она подняла на него глаза. Он испугался, что она собирается поцеловать его, и увернулся. Она коснулась языком его уха. — Тебе это недорого обойдется. У меня для таких красавчиков особые скидки.

— Да нет же! Ну, отстань же от меня, наконец! — Он вырвался из ее объятий, отступил на два шага назад и, отвернувшись, прошептал: — Прости, но ты не по адресу!

— Ну, ты! — прогнусавила она, просунула колено ему между ног и, тесно прижавшись, стала дергаться, как будто в танце. Она ухитрилась даже обслюнявить ему шею.

— Да отцепись же! — Он схватил ее за запястья и отодвинул от себя.

В этот момент Валманн забыл про свой полицейский статус — благодаря штатской одежде он ощущал себя обычным человеком. Но к таким ситуациям он готов не был — редко оказывался в злачных местах и никогда не клеился к женщинам. Вот уже два года, как он живет с Анитой, между ними ровные, спокойные отношения, и оба довольны. Его это вполне устраивает. Надо сейчас же отделаться от этой бабенки! Дурацкое положение, в котором Валманн оказался, внезапно ввергло его в панику, и он оттолкнул женщину, может статься, сильнее, чем надо было, так что она закачалась на своих высоких каблуках, потеряла равновесие, грохнулась об стенку и со стоном медленно осела на пол.

Валманн поспешил скрыться в мужском туалете.

Мужчина, сидевший в одиночестве за угловым столиком около входной двери, не отводил глаз от высокой блондинки-танцовщицы. Он сидел и крутил ножку бокала, на дне которого лежала засушенная оливка, пронзенная розоватой пятисантиметровой шпажкой для канапе. Он поразмышлял некоторое время, не заказать ли еще один сухой мартини, но не мог заставить себя пошевельнуться, боясь нарушить волшебство, рождаемое этой поразительной женщиной и ее гипнотизирующими движениями. На вид ему было лет тридцать, и он производил впечатление симпатичного молодого человека, довольно изящно и красиво одетого — по сравнению с большинством посетителей бара. Синий блейзер с белой рубашкой нечасто встречались в хамаровских пивнушках, а его джинсы не были потертыми на коленках и дизайнерски изношенными. Черные ботинки сверкали, будто их купили в тот же вечер. Густые, зачесанные назад темно-русые волосы с аккуратным пробором и ухоженная бородка, которую он постоянно теребил пальцами, придавали его внешности слегка старомодный оттенок. Хотя следящий за модой наблюдатель отметил бы, что это как раз и было последним писком. Слегка необычный вид молодого человека мог оказаться результатом тщательных стараний — но и легкой неуверенности, если его цель состояла в том, чтобы своей одеждой и своеобразным стилем вписаться в обстановку. А тот факт, что так поздно вечером он сидел и пил коктейль в этой типичной пивнушке, позволял предположить, что он был здесь чужим, проезжим бизнесменом, который пробудет в этой гостинице день-другой, не более.