Наталья Солнцева - Танец семи вуалей

– У нее отдельная гримерная?

– Халилова работает у нас три года, – осторожно ответил менеджер. – И мы не жалуемся. Она не пьет, не скандалит… ничего не употребляет.

– Культурная барышня. Чиста, как стеклышко! – саркастически воскликнул Лавров. – Ты имеешь в виду наркотики, Эдик?

– За Халиловой ничего такого не водится. Она отличная стиптизерша. Завсегдатаи приходят именно на нее. Ее псевдоним – Шехерезада. Она обучалась танцам на Востоке… в Индии. В качестве привилегии мы выделили ей отдельную гримерку.

– По ее просьбе? – спросила Глория.

– Да… Она любит уединение.

– Что еще вы можете о ней сказать?

– Ничего. Она необщительна. Приходит, исполняет свою работу… и все.

– Ваши девушки…

– У нас не бордель! – опередил вопрос Эдик. – Только стриптиз. Если кому-нибудь из посетителей клуба захочется познакомиться с девушкой поближе, она сама решает, соглашаться ей или нет. Это наше правило. Мы гарантируем танцовщицам защиту в случае посягательств любого рода.

– У Халиловой есть личный поклонник?

Парень озадаченно потирал пальцем подбородок.

– Вы знаете… я не замечал. По крайней мере не среди наших клиентов. Она как-то умеет отшивать их… Танец – это одно, а интим – другое. Оказывать интимные услуги не входит в ее обязанности. Этот пункт забит в контракте.

– Даже так?

– У нас приличное заведение, – с гордостью заявил менеджер. – Люди платят деньги за яркое шоу и безукоризненный сервис. Девочки по вызову – не наш профиль. А в чем, собственно, дело?

Лавров показал ему фото Карташина, сделанное после задержания.

– Этот мужчина бывал в вашем клубе?

– Н-не могу сказать… – пожал накачанными плечами Эдик. – Я его не запомнил. Если и бывал, то редко… или давно.

– Ладно… проведи нас к Халиловой.

Дверь в гримерку Шехерезады, обитая парчовой тканью, сливалась со стеной. Пока они шагали следом за Эдиком по темному коридору, Лавров насчитал несколько таких же неприметных дверок.

Менеджер постучал по парче костяшками пальцев. Звук получился глухой. Но Халилова почти сразу откликнулась:

– Кто?

– Это я, Эдик… Можно войти?

Дверь щелкнула, отворилась, и оттуда пахнуло густой смесью пудры, индийских палочек и сладких духов. Стены крохотной комнатушки были сплошь увешаны разноцветными нарядами.

– К тебе гости, – торопливо сообщил парень и удалился, считая свою миссию исчерпанной.

Обитательница, облаченная в пестрый шелковый халат, отступила вглубь. Ее черные локоны рассыпались по плечам, на шее кровавилось ожерелье из гранатов.

На миг Глории почудилось, что перед ними – сама Саломея в ореоле своей жгучей тайны. Через мгновение чары схлынули, и перед посетителями предстала измученная, испуганная женщина. Красивая и несчастная. Она стиснула руки и побледнела до желтизны, как бледнеют женщины с персиковым отливом кожи.

– Вы… за мной? – обреченно выдохнула Шехерезада.

Наверное, так могла бы вести себя жена шаха, явись за ней палач с удавкой. Это означало бы, что ее сказки рассказаны… а судьба предрешена. Ее хитрость не удалась, и теперь красавицу ждет смерть. Как и всех ее предшественниц.

– За вами, Айгюль, – сурово отчеканил Лавров.

– Вам… все известно…

– Да, – без колебаний подтвердил он. – Садитесь. Поговорим для начала.

Она без сил опустилась на краешек узкого дивана, тогда как гости остались стоять.

– Я знала… что рано или поздно… все закончится. Я… не хотела, – простонала танцовщица. – Не хотела их убивать…

Лавров с трудом скрыл удивление. Он ожидал чего угодно – истерики, буйства, обморока, – но только не признания в убийстве.

– Как вы это делали?

– Не помню… я ничего не помню…

– Вам придется вспомнить, – с нажимом произнес он. – Рассказать все подробности.

Глаза Шехерезады горели отчаянием и безысходностью.

– Он обещал помочь мне…

– Кто? Оленин?

– Нет… Визирь. Он называл себя Визирем. Я вдруг увидела в нем своего отца…

Ее речь становилась отрывистой и путаной, язык заплетался. В ее больном рассудке все сместилось, полетели все предохранители.

– Отца? – переспросил Лавров. – Позвольте, но…

– Возраст не имеет значения! Шехерезада была дочерью визиря, понимаете?

– Вы спали с собственным отцом?

Лаврову вспомнился портрет Фрейда в приемной Оленина. Основатель психоанализа был прав насчет дочери, которая подсознательно мечтает о сексе с родителем? Черт…

– Когда он назвал себя Визирем, я решилась безоговорочно подчиниться ему, – призналась Халилова. – Это произошло само собой. Наши отношения быстро развивались, и мы стали любовниками.