Чингиз Абдуллаев - После заката

По большому счету, Ельцин тогда спас Михаила Сергеевича. Почти наверняка Горбачеву и членам его семьи не угрожала бы физическая расправа. Но было понятно и другое. Создавшие ГКЧП высшие должностные лица страны уже не могли и не хотели терпеть Горбачева во главе государства и партии. Победив в противостоянии с Ельциным, они наверняка пошли бы дальше и убрали бы Горбачева со всех постов. Возможно, новым генеральным секретарем мог стать Шенин, премьером – остаться Павлов, а обязанности президента мог бы исполнять Бакланов или Лукьянов. Но история не знает сослагательного наклонения. Горбачев вернулся в Москву почти триумфатором, еще не осознавая, что уже проиграл и свою партию, и свое государство, и свою должность, и свое политическое будущее.

Даже его последние назначения оказались весьма неудачными. Он отстранил Бессмертных от руководства союзным МИДом, назначив туда Панкина. За несколько недель тот умудрился проявить себя столь некомпетентным и неподготовленным к такой должности дипломатом, что его пришлось срочно менять на Шеварднадзе, который вернулся, чтобы почти сразу уйти. Генерал Шапошников, ставший маршалом, был самой большой ошибкой Горбачева. Возможно, если Михаил Сергеевич оставил во главе Министерства обороны генерала Моисеева, все могло повернуться иначе. Но он согласился с доводами Ельцина, убрав Моисеева и назначив Шапошникова. В решающий момент этот летчик просто отказался защищать страну, министром обороны которой он стал. И отказался помочь своему президенту сохранить и спасти страну, которую его предшественники защищали, не жалея своих жизней. Много лет спустя станет ясно, что Шапошников просто сдал Горбачева новой российской власти. Возможно, если бы в руководстве армии в тот момент оказался другой человек, история могла бы развиваться совсем иначе. Маршал Ахромеев или генерал Моисеев повели бы себя в такой ситуации совсем по-другому. Даже Константин Иванович Кобец, который считался верным приверженцем Ельцина, возможно, действовал бы в этих сложных условиях не так, как Шапошников. Но все получилось так, как получилось...

Шапошников интуитивно поступил правильно, поставив на российскую власть. Как офицер, он не должен был поступать подобным образом; как министр, он оказался весьма умелым политиком. А еще скандал с Бакатиным, который сдал схему прослушивания американского посольства... Получалось, что практически все последние назначения были не просто неудачными. Их можно считать абсолютно провальными, причем дважды. При воспоминании об этом Горбачев снова нахмурился, резко отодвинул от себя чистый лист бумаги и, поднявшись, прошелся по кабинету.

«Все могло получиться совсем иначе, – в который раз подумал он. – Хотя с другой стороны...»

К декабрю девяносто первого у него практически не осталось реальной власти, а российские федералы, не скрываясь, отбирали у союзных органов власти все новые и новые полномочия. Мучительный процесс развала союзных министерств и ведомств шел весь четвертый квартал, и его апогеем стали Беловежские соглашения, которые законодательно оформили факт бессилия и краха союзных властей.

Из всех назначенных в последний год людей, кажется, уцелел только Примаков, подумал Горбачев. Этот всегда очень осторожный и опытный академик сумел не только сохранить основные кадры бывшей советской разведки, но и продолжить ее успешную работу, когда Первое главное управление КГБ СССР было переименовано в Службу внешней разведки России. Можно по-разному относиться к самому Примакову, но нельзя не признавать тот факт, что он своим личным авторитетом сумел защитить тысячи бывших и действующих разведчиков, спасая само ведомство от воинствующих дилетантов и некомпетентных руководителей.

Позвонил телефон. Горбачев обернулся, подошел к аппарату, снял трубку.

– Слушаю вас, – громко сказал он. Интересно, кто это?

– Михаил Сергеевич, здравствуй, – услышал он высокий голос своей супруги. – К нам в гости приехали итальянские журналисты, которые хотели бы взять у тебя интервью. Я сказала, что могу узнать твое мнение по этому вопросу.

– Да, конечно. Я готов с ними встретиться, – не скрывая своего раздражения, пробормотал Михаил Сергеевич.

– Что-нибудь случилось? – сразу спросила она. Супруга чувствовала его настроение даже по тембру голоса.

– Пока все в порядке, – улыбнулся Горбачев, – не беспокойся.

Он положил трубку и в очередной раз посмотрел на лежавший на столе чистый лист бумаги. Затем прошел к столу, уселся на свое место, решительно взял ручку и начал быстро писать. Таким и увидел его один из помощников, вошедший в кабинет по его вызову.