Николай Жогин - Решая судьбу человека…

Было бы, конечно, куда лучше, если бы в Сашке заговорила совесть и он решил бы: «Иду на завод, где дадут мне работу по квалификации. Хватит бездельничать! Я искупил свою вину, лишившись свободы. Родина простила мой старый грех, досрочно освободила меня из колонии…»

Но, к сожалению, совесть в нем не заговорила, и годы заключения ничему не научили его. Поэтому и думал он совсем о другом: «Работа? Пусть пачкают руки дураки. А мы погуляем».

В компании сомнительных молодых людей нередко появлялись, порхая, как мотыльки, какие-то девицы. Что их влекло? Любовь, дружба, или что-нибудь иное? Неужели ни одна из этих девиц не догадывалась, что пышные угощения по поводу и без повода, ежедневные кутежи, бесцельные дальние прогулки на такси устраиваются не на трудовые деньги.

Ни девичьей гордости, ни скромности, видимо, у них не было.

А днем? Днем эти людишки расползались по своим щелям, растворялись в трудовой семье народа, двурушничали перед знакомыми, прикидываясь хорошими людьми.

И вот они снова собрались вместе. Зачем? Чтобы выпить! А когда эти парни пьянели, у них непременно появлялась особая «любовь» к машинам. Дело в том, что скандалить в общественных местах опасно — на каждом шагу дружинники. А вот угнать машину казалось им делом безнаказанным. И вообще, это шик…

Где же раздобыть машину сегодня?

Трамвай доставил бандитскую пятерку на улицу. Салиха Сайдашева, а оттуда они вышли на улицу Сабанче.

— Здесь, — сказал их заводила, человек в телогрейке, и по извилистой асфальтовой дорожке повел их мимо родильного дома в дальний угол двора. Один из парней, высокий, в сером пальто, остался на страже.

Прошло немного времени, и машина с надписью «Санитарная служба» бесшумно покинула двор…

На большой скорости шайка подъехала к площади Куйбышева. Сидевший за рулем с похмелья не заметил, как навстречу выскочило такси. Мгновение — и в городской сводке происшествий могла появиться еще одна запись. Но шофер такси успел затормозить. Авария была предотвращена, рядом прозвучал милицейский свисток. И снова хулиганы несутся вперед, не обращая внимания на бегущего за машиной милиционера.

— Угнали машину из гаража! — волнуясь сообщил следователю шофер Терентьев.

— Санитарную? — осведомился следователь.

— Так точно.

— Ваша машина обнаружена в районе озера Дальний Кабан. Сейчас вы поедете туда с нами.

Вместе со следователем Зиновьевым Терентьев выехал на место происшествия.

Перед ними предстала неутешительная картина.

Новенькая, цвета кофе с молоком, машина с синим пояском, стояла, уткнувшись радиатором в траншею. Зиновьев внимательно исследовал дверные ручки, стекла кабины, но ничего подозрительного не нашел.

Проверил еще раз, опылив перегородочное стекло в кабине каким-то порошком, — и неожиданно обнаружил следы пальцев, которые тут же изъял на пленку.

Так появилась первая улика, но вслед за ней пришла и первая неудача: «Следы пальцев, обнаруженные на перегородочном, стекле машины, оставлены большим и указательным пальцами водителя Ивана Терентьева» — гласило заключение экспертизы.

«В городе уже третий случай угона машины. Но какая шайка этим занимается?» — спрашивал себя следователь.

Кто не замечал этого аккуратно окрашенного в синий цвет ларька на углу улиц Толстого и Карла Маркса?

Бойко торговала здесь Анна Кузьминична Григорьева. Вот и сейчас, под вечер, двое подошли к крохотному окошечку. Одновременно кто-то постучал в дверь. На минутку Анна Кузьминична задумалась: «Отпустить покупателей или открыть дверь?» Но настойчивый стук прервал ее размышления. Она спросила:

— Кто там?

— Открой, это я! — последовал ответ. Григорьева в спешке даже не поняла, чей голос она услышала за дверью. «Наверное, знакомый», — решила она и взялась за крючок.

Дверь распахнулась, и перед Григорьевой выросли два незнакомых парня, оба в низко нахлобученных шапках и с поднятыми воротниками. В руках у них блестело что-то.

— Давай кассу! Ни звука! — хриплым голосом произнес один из них, в коричневом полупальто с меховым воротником.

Анна Кузьминична бросила взгляд на окошечко, вспомнив о покупателях, — может, увидят, что творится в ларьке.

— Тише! А не то… — процедил сквозь зубы один из «покупателей» в окне, показывая какой-то черный предмет.

Сердце у Григорьевой упало.

Между тем в ларек вошел юноша лет восемнадцати-двадцати, с худощавым продолговатым лицом, в демисезонном сером пальто и черном кепи с пуговкой на макушке, козырек у кепи был узкий. Парень обшарил полку, потом увидел картонную коробку, в которой, лежали деньги.